— Вот и хорошо. — Айви еще раз вздохнула, и Паулю вдруг словно пролилась за шиворот ледяная капель: он понял, что командир боится. Что она с трудом уговаривает себя спуститься по этой лестнице в жадную чёрную глубину. Пытается не показать виду, но — не справляется.
А ведь именно её хладнокровие — пусть только и внешнее! — всё это время было невидимым щитом, заслонявшим отряд от кошмаров, сообразил Пауль.
— Давай-ка я пойду первым, — спокойно сказал он.
Айви вздрогнула и бросила на него быстрый взгляд. Догадалась, что он понял…
— Давай, — кивнула она, стараясь скрыть благодарность, прозвучавшую в голосе.
Пауль без лишних слов сел на край колодца, нащупал ногами ступени и, развернувшись, начал спускаться.
Шаг, перехватить, шаг, перехватить…
Десять, двадцать. Сорок. Шестьдесят.
Стоп. Семьдесят или уже восемьдесят?
Ноги начинают мелко дрожать. Плохо. Плохо…
Вдруг становится жарко. Или это не жар, а холод? Словно морозные иглы впиваются в кожу. А дышать всё тяжелее. Во рту привкус меди.
Шорох одежды и стук подошв по металлическим ступеням тонут в гулкой пульсации крови в ушах и превращаются в совсем другие звуки.
Смех. Кашель. Хрипы.
Детские смех, кашель и хрипы.
«М-мор-ри…»
«Китти! Котёнок, иди обедать!»
«Не хочу-у!»
«Иди, иди скорей, котёнок-чертёнок! Пауль пришёл!»
«Пауль? Ой, иду-иду! Пауль, приве-ет! Смотри, что я нарисовала! Я тебя нарисовала! Это ты! Правда ведь, похож?..»
Хрип. Кашель.
«Мама… Мамочка… Софи… Мэг…»
Голову сдавливает огненно-ледяной обруч боли, накатывает тошнота. В ушах — тонкий противный писк. Перед глазами пляшут белые мушки.
Это он.
Монооксид углерода.
Он никого не щадит. Ему безразлично, кто ты — невинное дитя или безжалостный убийца. Он просто входит в твои лёгкие, как к себе домой, и растворяется в крови. Прямо как вирус нейрочумы… Вытесняет кислород и занимает своё место.
Пауль обеими руками обхватил один из столбов лестницы и замер, зажмурившись и глубоко дыша. Сверху приближались постукивания — следом быстро спускалась Айви.
— Эй, что с тобой? — пробился через отвратительный писк в ушах ее напряжённый голос.
— Сейчас, — прохрипел Пауль. — Отдохну… Сейчас, — его трясло, и он цеплялся за шершавую ледяную металлическую штангу, как в детстве за материнскую руку.
— Держись, — Айви спустилась ещё ниже, её рука легла поверх его кисти, сжимающей перекладину лестницы. Тепло сквозь перчатку… Пауль глубоко вдохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул. Открыл глаза.
Морок отступал неохотно, отзвуки детских голосов ещё всплывали среди какофонии хриплого дыхания, шорохов и поскрипываний. Но сознание уже ухватилось за спасительную мысль: это всё ядовитые испарения подземелий, это всё ненастоящее…
Может, когда-то оно и было настоящим. Но не сейчас и не здесь. А здесь есть командир, которая, хоть и сама перепугана до полусмерти, всё же держит его, Пауля, за руку и делится теплом…
Он нужен ей живым и вменяемым.
Он нужен…
Нужен.
Пауль встряхнулся, медленно разжал судорожно стиснутые руки и осторожно переставил ногу на одну ступеньку ниже.
— Порядок? — спросила Айви, слегка сжав его руку, прежде чем отпустить.
— Н-ну, — Пауль быстро глянул наверх, — лучше, чем было, точно.
Айви резко вдохнула, явно собираясь сказать что-то ещё, но промолчала и коротко кивнула. Пауль кивнул в ответ и продолжил спуск.
Лестница закончилась внезапно, мелко дрожащие ноги с облегчением утвердились на надёжном каменном полу… который в следующее мгновение с гулом и грохотом обрушился. Ослабевшие руки беспомощно скользнули по ступеням, и Пауль заорал в голос, проваливаясь в черноту.
Удар о дно этой черноты оказался не столько болезненным, сколько противным и зловонным: громкий плеск, чавканье, с головы до ног окатила тепловатая жижа. Пауль, автоматически сгруппировавшись при падении, погрузился в неё, едва не захлебнулся и забарахтался, пытаясь подняться и оскальзываясь на покрытой слизью брусчатке пола шестого слоя.
— Пауль! — срывающийся в панику голос Айви пробился сквозь шум крови в ушах и хлюпанье грязи. Пауль наконец поднялся на ноги, шагнул в сторону и едва не упал снова, споткнувшись об обломки рухнувшего перекрытия. Торопливо содрал с правой руки перчатку, протёр ею стекло налобного фонаря, стянул заляпанные грязью очки и повязку и отозвался:
— Жив! — и замолчал, испугавшись звучания собственного голоса.
Со всех сторон забормотало, зашептало, захныкало тихонько — эхо тысячами разных голосков повторило, искажая до неузнаваемости, это короткое слово.
«Жив… Жи… Жди… Ди…»
Пауль осторожно двинулся вперёд, нащупывая ногами ровные участки пола под слоем грязи. Тусклый свет налобного фонаря упёрся в стену темноты. Ручной фонарь оказался ненамного полезнее — стен свет на достигал, беспомощно прыгая по торчащим из маслянисто поблёскивающей жижи обломкам.
— Ничего не вижу, — сказал Пауль, — погоди немного, сейчас обойду помещение…
— Нет! Стой! — хрипло выдохнула Айви и завозилась, зашуршала рюкзаком. — Стой на месте. Спускаюсь.
Пауль послушался приказа, но продолжил потихоньку продвигаться вперёд, нащупывая ногами пол. Когда Айви спустилась на тросе, и за спиной послышался плеск, он обернулся через плечо.
— Судя по звуку, это большой зал с колоннами или чем-то таким, — сказал он, и слова его исказило и растащило по углам эхо. — Если бы здесь кто-то был — нас бы уже услышали и прибежали.
— Может, и так, — нервно отозвалась Айви, отцепляя трос от страховочного механизма. — Адам! Давай.
Адам спустился и деловито смотал трос, чертыхаясь, когда его концы падали в вонючую жижу.
Айви достала ручной фонарь и выставила яркость на максимум.
— Ну что ж, пойдём поздороваемся, — с веселой злостью сказала она. Пауль покосился на нее. — Шестой слой, — пояснила она. — Тут уж вообще интересно будет. Пойдёмте развлекаться, — она переложила фонарь в левую руку и вытащила кинжал. Пауль сделал то же самое, неожиданно почувствовав прилив уверенности от ощущения ребристой рукояти в ладони.
Помещение оказалось уже знакомым круглым залом-святилищем, только побольше — колонн здесь было тридцать три. В центре, там, где должен был стоять алтарь, будто бомба разорвалась: и от алтаря, и от статуй, и от ближайших колонн остались только обломки. Видимо, поэтому свод и рухнул, подумалось Паулю. Он уже был ненадёжным, а тут ещё почти стокилограммовая туша сверху спустилась…
Выходов из зала оказалось два. Айви вернулась к дыре в потолке, сверилась с картой и решительно указала на дальний. Пауль опередил её, не обращая внимания на недовольное сопение, поднялся по невысокой каменной лесенке к низкому прямоугольному проёму и выглянул наружу.
— Святые Незримые! — вырвалось у него.
— Ох чёрт! — одновременно с этим прозвучало голосом Айви выражение, обращённое к силам намного более древним, чем хозяева этих подземелий.
За проёмом открылся длинный коридор, залитый ярким светом. В нишах на стенах, в уродливых многорожковых канделябрах, на ящиках и каменных подставках горели сотни свечей. Горели ровно, ярко-жёлтым пламенем, наводящим на мысль об электрических лампах.
И звучала музыка.
Пауль сначала не поверил ушам. Галлюцинации?.. В воздухе разливалась тоскливая, щемящая мелодия, выводимая одним-единственным инструментом, звучащим как нечто среднее между скрипкой и флейтой. От надрывного вибрирующего стона сжималось сердце, охватывали тоска и болезненная апатия.
Пауль помотал головой, пытаясь стряхнуть наваждение — и краем глаза заметил, как изменилось лицо у Айви.
— Слышишь? — тихо спросил он.
— Музыка? — так же едва слышно отозвалась командир. — Ну и пакость… Интересно, мы одно и то же слышим? — и она пропела несколько нот унылой мелодии. Пауль кивнул.