Айви словно вдохнула морозный туман. В груди закололо ледяными иглами.
— Спятил, — сказала она и сама поразилась тому, как жалобно прозвучал её голос. — Пауль. Уймись, пожалуйста… Не делай этого.
— Заткнись, — ровно сказал Пауль, застёгивая «потолстевший» рюкзак. — Ты мне больше не командир… Преосвященство.
Айви отшатнулась, как от пощёчины.
***
Забыться хоть ненадолго… Поспать, пока ещё хоть как-то действует обезболивающее. Раны затягиваются быстро — Адам, оказывается, неплохо разбирается в перевязках и заживляющих препаратах. Это, конечно, радует, но и спать мешает — кожа вокруг ран саднит и чешется. Айви выпила ещё таблетку антигистамина, надеясь, что это уменьшит зуд, и получила, как минимум, полезный побочный эффект: её начало интенсивно клонить в сон.
Проснувшись с дурной головой и с пересохшей глоткой, она осторожно села, прислушиваясь к своим ощущениям. Болит… Сильно. Но уже не так дёргает. Надо поменять повязки. Она огляделась, ища Адама. Парень дремал сидя, привалившись спиной к стене и неудобно свесив голову набок. Надо его разбудить — в такой позе не отдыхают, а окончательно теряют трудоспособность.
Айви поднялась на ноги, хромая, подошла к Адаму и потрясла его за плечо. Парень шумно вдохнул, дёрнулся и выставил руки перед собой в жесте защиты.
— Это я, — Айви предусмотрительно отступила назад. — Просто хотела сказать… Ложись нормально. Шея заболит ведь.
— А, да, спасибо, — сонно пробормотал Адам, повалился на бок, подтянул под голову рюкзак и засопел.
Айви вздохнула и отошла к стене, к своей подстилке. Осторожно уселась, вытянув ноги. Надо сменить повязку да надеть наконец штаны — те, что были на ней, изгрызенные и окровавленные, Адам просто срезал, чтобы перевязать раны на ногах. В Катакомбах не холодно, конечно, скорее наоборот, но без штанов всё равно некомфортно.
Процедура далась нелегко — не раз и не два Айви до крови кусала губу, чтобы не заорать в голос и не разбудить Адама. Под конец, когда все бинты были отодраны от ран, Айви уже без стеснения заливалась слезами. Свежий слой заживляющего бальзама ментоловой прохладой немного притупил боль. Туго забинтовав голени и бёдра, Айви порылась в рюкзаке, нашла запасные штаны и приступила ко второй части своего «подвига» — принялась засовывать непослушные обмотанные толстыми слоями бинтов ноги в штанины.
Когда с одеванием было покончено, она, тяжело дыша, расстегнула куртку, а потом и вовсе стянула, оставшись в мокрой от пота футболке. От тела исходили волны жара, будто она полдня таскала тяжести. Сердце колотилось часто и поверхностно — сказывалась лошадиная доза обезболивающего. Айви подтянула к себе конденсер, вылила из него воду в кружку и жадно выпила.
От скрежета металлического баллона по камню проснулся Адам. Подскочил, как укушенный, заозирался. Наткнувшись взглядом на Айви, выдохнул и обмяк. Не обнаружив поблизости Пауля, сник и обхватил себя руками.
— Не вернулся? — пробормотал он.
— Нет пока, — отозвалась Айви. — Ну, может, проветрится немного, одумается да вернётся. Если не съедят.
Адам покосился на неё с явным осуждением, но ничего не сказал.
— Слушай, может, объяснишь, что на него нашло? — поинтересовалась Айви. — Я отключилась, вы меня вытащили… От чего он так взбесился-то?
— А ты не поняла? Он же вроде объяснил…
— Он сказал, что якобы мы ему врали. Вот тут я немного охренела. Как врали, о чём врали? Чего он от нас ожидал-то вообще?
— Да вот, знаешь, — Адам вздохнул, — я так понял, что у него какие-то личные счёты к Незримым. А вот какие — ума не приложу.
— Та-ак, — протянула Айви. — Значит, нас он ловит якобы на вранье, но о своих делах с Незримыми предпочёл не распространяться. Ну вернись только, герой… Сама лично голову откручу.
— А я думаю, он не вернётся, — еле слышно пробормотал Адам.
— Почему это ты так уверен? — Айви прищурилась.
— Он как будто себя потерял, — неуверенно сказал Адам. — Как будто сломался. И теперь он ищет скорее смерть, чем выход.
— Ну какого чёрта!.. — простонала Айви. Она чувствовала — Адам прав. Но что всё-таки сломало спокойного, хладнокровного, ехидного лучевика — ей было непонятно. Воздействие здешних газов, полей и прочей чертовщины? Возможно. Но должна ведь быть у человека какая-то «болевая точка», куда прицельно бьют эти факторы. У Адама это — тайна его происхождения и как результат — отчуждённость от людей. У Айви — смерть матери в Катакомбах и конфликт с отцом. А у Пауля?
Айви открыла рот, чтобы задать вопрос, но тут же снова закрыла.
Нечего сказать. И нечего спросить. Слишком мало они успели узнать о напарнике. Слишком мало о себе он счёл нужным рассказать. Вот это прокол, командир… Сунуться в пекло неизвестно с кем. Доверить жизнь — свою и напарника — неизвестно кому…
А впрочем, чего уж тут сокрушаться: об Адаме она тоже знала недостаточно. И о себе, как ни странно это признавать, тоже.
А теперь информация посыпалась на неё, как камни из прорвавшегося истлевшего мешка. Только и следи, чтобы не пришибло или не перебило ногу.
Тайны, чёрт бы их подрал…
И тут Айви в первый раз в жизни засомневалась — а так ли уж хорошо знать правду?
Тайны становятся тайнами не без причины. И охраняют себя сами — не гнушаясь любыми средствами.
Ну что ж, хотели правды? Получите. Сами напросились…
***
Теперь оставалось только ждать. Ждать возвращения Пауля, ждать, пока заживут раны — и пока прояснится в голове. Айви валялась, разглядывала карты, жевала что-то, пила таблетки, ненадолго засыпала. Адам молча рылся в рюкзаке, перебирал снаряжение, чистил оружие. Дремал, привалившись спиной к стене, отчего не всегда было понятно, спит он или просто погрузился в размышления.
Айви только радовалась полной тишине. Разговаривать ей не хотелось совершенно. Она постоянно невольно напрягала слух — не раздадутся ли в коридоре за аркой выхода приближающиеся шаги?
Тишина. Должна бы успокаивать — почему же так пугает?
Шли часы. Сколько их утекло в никуда — Айви даже не пыталась сосчитать.
Проснувшись в очередной раз, она вдруг отчётливо осознала — пора идти. Куда, зачем — неважно. Их время в этом святилище истекло. Она подтянула к себе рюкзак и стала укладывать вещи. Достала бальзам и перевязочные пакеты — перед выходом надо ещё раз сменить повязку.
На этот раз процедура далась намного легче. Регенерирующие свойства бальзама оказались на высоте. Айви управилась за каких-то полчаса и даже почти не ругалась. Одевшись, она уселась на пол у стены и устало привалилась к ней, прижав затылок к прохладному камню.
— А страшно подыхать-то, — послышался вдруг жалобный мальчишеский голос.
Айви покосилась на Адама, который сидел у стены шагах в пяти, подтянув колени к подбородку. Заспанный и помятый, он больше обычного походил на подростка.
— Я ведь ничего ещё в жизни толком не видел, — продолжил парень, запрокидывая голову. На тощем горле дернулся острый кадык. — Только из школы — сразу в казармы. К психам этим. Родные умерли. И потом… Ни друзей. Ни… — он повёл головой вправо-влево, прижав затылок к стене, и по пещере разнеслось неприятное шуршание. — Девушки у меня так и не было. Ни разу даже не целовался ни с кем, — он замолчал, будто ожидая какой-то реакции на свои слова. Айви, естественно, промолчала. Что этот сопляк себе думает? Нашел подружку для разговоров по душам…
Адам завозился — зашуршали и заскрипели черепки, устилающие пол — и пододвинулся чуть ближе.
— Слушай… — он кашлянул и сглотнул, и Айви чутким носом уловила исходящий от него терпкий запах страха. Боится? Чего? Что он там задумал? Она не шевельнулась, но внутренне подобралась, готовая в любой момент сорваться с места или перехватить атакующую руку.
— Мы же всё равно тут умрем, это точно, — голос парня вдруг стал заискивающим. Запах страха усилился, но Адам, сделав рукой странный нервный жест, будто брезгливо стряхивал с пальцев какую-то налипшую гадость, все же договорил: — Ты же девушка. Ты могла бы…