В глубине души Мю знала, что мать не задавалась вопросом, несмотря на все ссоры и договоренности. Не по-настоящему. Матери и своих проблем хватало.
В тетради она покрывала страницы прочувствованными и неловкими словами, словно бы выжженными. Это типично для подросткового возраста — фиксация собственных ощущений. Она постоянно, всем и каждому выдавала информацию о своем самочувствии, между прочим, как и ее мать, в устном и письменном виде. Целая куча потенциальных бойфрендов была напугана этим и исчезла. Она так проникновенно говорила о страхе, что куратор службы по работе с молодежью сообщил о ней психиатру. Куратор боялся, что она предрасположена к суициду. Чего в ней, если подумать, не было вовсе.
В глуши ее забирает школьный автобус у остановки на узкой асфальтированной дороге. Ясно, что автобус на станцию ездит только два раза в день, утром и вечером, и это единственный способ добраться до школы и обратно, если у тебя, как у Мю, нет ни машины, ни прав.
Сейчас конец августа, и когда солнце в зените, стоит жара, как в середине лета. Вечера же становятся прохладными перед приближающейся осенью. В ее дорожной сумке лежит пустой календарь, красноречиво свидетельствующий о начале новой жизни, самая красивая одежда и набор вещей, напоминающих о девчачьей комнате и ее прошлом. Семнадцать лет означают, что каждый шаг — это навсегда.
У нее сводит живот, и только это свидетельствует о ее нервозности. В остальном у нее каменное лицо за подведенными черным глазами и губами. На ней черные джинсы, черная майка с длинными рукавами и ботинки «Доктор Мартенс». Серьгу из носа она вытащила на станции — чтобы через десять минут надеть снова. Сложно понять, какой нужно быть, прежде чем она увидит, что собой представляют другие.
Больше всего она боится, что придется делить с кем-нибудь комнату. Именно об этом она первым делом спрашивает женщину, резко затормозившую перед ней на пустой дороге в тот самый момент, когда она думает, что микроавтобус проедет мимо. Та отвечает с загадочной, обращенной внутрь себя улыбкой — если это вообще улыбка. Укоряет Мю, что та забыла представиться. Именно там и тогда она понимает, что жизнь в другом мире сложна.
Легко являться злым и мятежным, она знает все о том, что значит быть старательной: если ты девочка, выросла в маленьком городе и ходила в среднюю школу до того, как начали вводиться программы по равноправию, значит, тебя хорошо научили готовить место для других. Стоять одной ногой в этом, а другой в том лагере, перед женщиной старше тебя на десять лет, со стрижеными волосами и в кожаной жилетке поверх испачканного краской рабочего комбинезона, с этой улыбкой, со снисходительным взглядом — это трудно. Она думала, что атрибуты должны защитить ее, это ведь их назначение, черт побери. Вместо этого она раскаивается и вдруг чувствует себя ребенком. Она хочет быть чистым листом в новой ситуации, откуда ей нет возврата.
Женщина бросает сумку Мю назад и хлопает по сиденью рядом с собой. На предплечье у нее вытатуирована бледная роза. Кажется, на верхних лепестках что-то было написано, но потом стерлось и надпись невозможно прочесть. Вдоль шеи словно извивается черная змея. На секунду Мю она кажется зловещей.
— Ты этого не хочешь? — спрашивает женщина, резко рванув машину с места и мчась на огромной скорости по извилистой дороге через лес. Мю молча качает головой. Она жаждет вернуться домой, в город, к той жизни, над которой имела контроль.
— Меня зовут Каролин. Конечно, я уже говорила по телефону. Я училась в этой школе семь лет назад. Я здесь осталась, можно сказать.
— Ты здесь работаешь?
У Мю слабый голос, но мышцы бедер начинают расслабляться. Только сейчас она понимает, что была напряжена как струна.
— Пожалуй. Занимаюсь всем понемногу. То администрированием. То развозкой. Иногда работами по дому…
— Значит, ты не учительница?
— Нет, черт возьми.