— Черт, она пугает меня намного больше.
Выражение лица женщины заставило их быстро изложить свое дело. Через мгновение они уже шли мимо ротвейлера. Когда тот освободился от цепи, оказалось, что больше всего он хочет понюхать их в промежности.
Теперь они сидели в ободранной кухне, каждый со своей чашкой быстрорастворимого кофе — на чашках были нарисованы гномы, — хотя оба от кофе отказались. Женщина сняла халат и понизила свой сильный голос до нормального тона. Стена за ее спиной была увешана фотографиями маленьких мальчиков и девочек на фоне небесно-голубой ширмы.
— Внуки, — объяснила она.
Поскольку Бекман в этот момент копалась в своей сумке, Гонсалес вежливо кивнул.
— Они очень славные. Но… давайте перейдем к делу, госпожа Раппе. Вечер девятнадцатого… и ночь с девятнадцатого на двадцатое, а также утро двадцатого числа этого месяца. Нас интересует, не происходило ли в это время что-то необычное. Может, вы или, например, ваш муж видели человека, которого не знаете?
Раппе затушила сигарету в пепельнице, украшенной узорами из анемонов, и астматически закашлялась, прежде чем ответить.
— Речь идет об Эделле, не так ли? Я слышала от Мулинов, что на въезде стояла масса машин, и… Это маленький поселок, так что мы хотим знать, что происходит. Я видела, когда… гм, ехала мимо, что там появилось ограждение. Дагни решила, что случился взлом, но, должна сказать, я не настолько глупа, чтобы подумать, будто из-за взлома виллы поднимется такой шум. По крайней мере ничего такого не было, когда в прошлом году у меня украли шкатулку с драгоценностями и телевизор. Нет, по-моему, его убили, этого Вальца.
Вопрос повис в воздухе. Она со всей ясностью продемонстрировала, что не намерена продолжать, пока не получит ответа. Гонсалес скривился. Было в этой женщине что-то чересчур требовательное.
Его блуждающий взгляд наткнулся на огромного деда-мороза с неизменными санями и оленями, стоящего на лужайке перед кухонным окном. Сотни миниатюрных лампочек всех цветов радуги придавали ему бледное мерцание в сером дневном свете.
— Мы пока не можем утверждать определенно, поскольку расследование продолжается. Но нам необходима ваша помощь, учитывая, что вы живете рядом и могли что-то видеть.
Она пожала плечами.
— Рядом-то рядом. Я ведь не слежу за всеми, кто тут ездит, да и дорогу не очень хорошо видно из окна. Но я знаю, что вечером здесь проезжало несколько машин. Кажется, был предпродажный показ дома в полумиле отсюда. Не то чтобы люди дрались, чтобы купить недвижимость в здешних краях, но это старая дворянская усадьба девятнадцатого века. Я знаю это, потому что маклер, молодая девчонка, заехала в канаву, когда ей назначили встречу у Сенкан. Мой муж, Бу, помогал ее вытаскивать, и она успела ему кое-что порассказать.
Госпожа Раппе вспомнила случай из своей молодости, когда, очевидно, побывала в той усадьбе, но вдруг прервалась, услышав звук из соседней комнаты. Она приподнялась, снова возвысила свой сильный голос и закричала на Бу.
Гонсалес, выросший в пригороде, к которому, кажется, большинство людей относятся предвзято, подумал, что сельские жители, черт их побери, намного чуднее, чем чилийцы и югославы, жившие с ним на одной улице. Он снова повернулся к женщине. К этому моменту она уже настолько отравила воздух своими сигаретами, что заслезились глаза.
— Вы знаете Лисе-Лотт Эделль и Ларса Вальца?
— Нет, я бы так не сказала. Этого Вальца я вообще не знаю, то есть не знала. Он ведь не так долго здесь жил. Лисе-Лотт я встречала иногда, как это обычно бывает в маленьком поселке. Мой муж знал отца бывшего мужа Лисе-Лотт: они вместе охотились. Лисе-Лотт ведь получила в приданое усадьбу — вам, наверное, известно. Ее первый муж, Томас, умер. Естественной смертью, разумеется. Кажется, что-то с сердцем. Конечно, не потому, что был старым, — видимо, гены. Его отец тоже от сердца умер. И потом, мне кажется, Томас довольно часто прикладывался к бутылке, как и отец. Он не плевал в стакан, скажем так. Такая жизнь. А у Лисе-Лотт достаточно бальзама на раны, ведь ее усадьба — большое владение. Рейно, конечно, этому не обрадовался.
— Рейно?
Бекман отметила, что Гонсалес изо всех сил старался записывать, и пожалела, что не взяла с собой магнитофон. В кухне у прирожденной сплетницы вполне можно было получить множество интересных сведений. Даже пару-тройку мотивов убийства. Если только успевать следить за мыслью. И выдержать все это.
— Рейно. Сын Ёсты и Барбру. Брат Томаса.
— Ах вот как.
— Его можно понять. Одно дело, если отцовское наследство отходит старшему брату, но совсем другое — коли его жена профукивает все дело. Потому что крестьянка из нее, из Лисе-Лотт, никакая. Она могла с тем же успехом собрать свои причиндалы и переехать отсюда куда-нибудь в другое место, в маленький хорошенький домик — так, мне кажется, думал Рейно. Не потому, что я когда-нибудь хорошо относилась к Рейно, но его ведь тоже можно понять. Ему ведь не так просто приходится в усадьбе Гертруд. Она слишком мала, чтобы приносить доход.