Выбрать главу

Агент понимал, что Кизяков нашел спасательный круг для всеобщего компромисса – нравственное чувство глубинного народа, на которое хотел опереться, как на соломинку, которая уводила от опасных убеждений.

18

Жена стала ссориться с Агентом. Они мало встречались, потому что он часто был в разъездах, что-то скрывал, и вообще был какой-то не такой. И мало приносил денег.

Она пилила его, что он ушел из министерства к нищебродам.

Он страшно удивился, что она придает такое значение должностям и зарплате. И когда она узнала, что у него была банковская карта, по которой он мог получить кучу денег, но почему-то не отоваривался, решительно сказала, что устала от обязательств.

Он не жалел, что отдал все деньги, которые ему дали дома, в его мире, жене Близнецова за проживание, хотя та протестовала из-за такой большой суммы. Деньги для него ничего не значили.

– Там ты была другая, не позволяла так унижать себя.

– Где – там? Там и ты был другой.

Она отворачивалась.

– Ну и беги к ней. Слава богу, что у нас нет ребенка. Страшно подумать, что бы со мной было.

Он боялся, не появился ли у нее кто-то другой. И в нем проснулась ревность – воскресло чувство собственника.

Однажды он пришел к ней, угнетенный возможной скорой ликвидацией их общественного движения, так и не решившего проблему вселенского сознания. У нее был решительный вид.

– Ага, я так и знала – ты любишь другую!

Она прочитала записку, которую вытащила из потайного карманчика его папки.

– Что это? «Где ты сейчас? Я жду тебя, ты лучшее в моей жизни».

Агент опешил.

– Это ты писала.

Она ударила его по лицу.

Его еще никогда не били. Все рушилось, между ними возникла стена. Глухая, какой не бывало в его мире.

Он накачивал себя. Ведь с самого начала чувствовал, что мы разные. Я люблю радоваться, когда вдруг делаю открытие, когда наступает озарение, даже если это нелепость. Она презирает все это, и все, к чему я стремлюсь. И постоянно молча обижается. Гадай, что не так сделал, то есть, не проявил внимания, и настолько туп, не тонок, невнимателен, что даже не замечает, что сделал! Самое страшное – патологическая обида на невнимание, это убиение любовного чувства. Вернее, его у нее и не было. Другой у нее – для удобства, а неудобен – и раздражение.

Неужели я способен закрыться – и все разрушить? Где же мое постоянное чудо иных отношений? Я сам создал ее – непогрешимой, не видящей в себе недостатков – моей податливостью подкаблучника.

Он испугался, до чего же дошел.

Она плакала.

– Я найду другого, и буду счастлива.

Он вспомнил, что к ней заходил ее бывший одноклассник. Грубовато сколоченный строитель, умелец на все руки, починивший протекающую трубу в туалете и заменивший узел с горячей и холодной водой в ванне. Мужчина, на которого можно было положиться.

Она стала тенью той, другой. Он уже не ощущал чувства ревности, но в каких-то поворотах тела или сознания оно больно, смертельно кололось.

– Я устала, больше не могу, – сказала она. – Уходи.

19

В общественном движении «Поиск вселенского сознания» все были в тупике. Влияние движения быстро уменьшалось, а значит, сократились и ресурсы, даже для выживания. Встал вопрос: что делать?

Агент пригласил политолога Кизякова. Все были подавлены, и никто не стал возражать.

Близнецов горько вопрошал:

– Может быть, это было естественным ходом истории – поражение гуманизма и демократии, чем мы всегда жили?

– Как что делать? – возмутился Дон Кихот. – Делать свое дело, и ждать перемен.

Политолог словно ждал этого вопроса.

– Сотни лет философы Запада вырабатывали идеи демократии и гуманизма, взяв из христианства: не убий, желай другому то, что желаешь себе. Они распространялись по всей планете, внедряясь силой. И Советский Союз, который мы не застали, тоже хотел силой распространить идеи коммунизма во всем мире. Никто не хотел уступать, в результате мир не раз висел на волоске. Мы видим сейчас, что в идеях гуманизма и демократии обнаруживается что-то ущербное. Возникшая ненависть «к чужому» опустила планку гуманизма. Теперь начинают понимать, что нужно мирное сосуществование идей, примирение демократий и автократий в многополярном мире.

Это была неразрешимая проблема, которую соратники обсуждали бесплодно много раз. Дон Кихот, сдерживаясь, спросил:

– Как можно примирить демократию с автократией?

– А не приведет ли демократия к тому, что все восстанут друг на друга? – озадачивал политолог. – Как в Штатах демократы и консерваторы. Может быть, лучше не доводить до гражданской войны? Непримиримая демократия, желавшая во что бы то ни стало одержать победу, однополярна, ведет к гибели человечество. Народы слишком разные, верят и в демократию, и вождям, Иисусу и Аллаху, и Будде, кто во что горазд. Воинственный гуманизм уничтожил эффективность его воздействия. Он не спас от мировых войн в прошлом, в связи с чем и возник вопрос о многосторонности и многополярности. Все время были попытки создать институты многосторонности, но в конечном счете все провалились. Распадаются все многосторонние союзы, что были созданы в мирные годы – Организация объединенных наций, Евросоюз. Теряют влияние глобально ориентированные социальные и профессиональные группы, что вы по себе знаете.