Он в восхищении смотрел на нее. Они никогда не ссорились, разве что по утрам, когда он делал зарядку, а она первая шла мыться.
– Я приму ванну, успею?
– Если не успеешь, я не виноват, – говорил он в блаженной уступчивости.
Она визжала, когда он заглядывал за занавеску.
Чем она так влекла? По-мальчишески стриженая, курчавая, своевольная и непредсказуемая, она не умела лгать. Он боялся, что ее угловатая чистота может больно оттолкнуть его, если только что-то будет не по ней. И был готов быть подкаблучником вечно.
Ему казалось, что их близость хрупка, и что-то может случиться. И было страшно, если это наваждение близости исчезнет, незачем будет жить. Когда он вспоминал друзей, с кем хотелось быть, они казались навечно, и хрупкость жизни исчезала. Видимо, любил друзей не так, как жену.
Он ревновал ее, хотя они выбрали только друг друга в разнообразном мире близости. Наверно, остатки чувства собственника. Любовь там перестала быть собственнической, ушли причины обладать другими людьми или быть зависимыми от них.
У жены было множество увлечений. Что может произойти сейчас, в его отсутствие? А то, что «ветру и орлу и сердцу девы нет закона». Если она полюбит другого, то с ней, конечно, они будут дружить по-прежнему. Останется только печаль: «унынья моего ничто не мучит, не тревожит, и сердце вновь горит и любит – оттого, что не любить оно не может».
Может быть, они несовместимы в темпераментах? Когда он хотел прочитать ей свою поэму, озаглавив «Родина всех», она скривилась, и он сразу догадался: это помпезно, фальши она не выносит. И больше никогда не показывал свою писанину.
Она считала блажью его поиски новой энергии, может быть, боялась медленного старения их мира, когда будет нарушена их мирная жизнь, которая только и возможна для укрепления рода.
____
И вдруг он увидел ее на одной из конференций общественного движения «Поиск вселенского сознания». Это точно была она, его жена! Только молодая, во время их первой любви. Такая же курчавая, своевольная и непредсказуемая, притягивающая безоглядной внутренней энергией и прямотой чистой души. «Из всех только она одна никогда не врет!», – удивлялись ей подруги.
Опять дежавю? Они встретились, как будто всегда знали друг друга.
Его накрыло какой-то прозрачной волшебной пеленой первой любви, словно не было трудного сопротивления косной реальности, и он снова оказался в чистой атмосфере своего мира. И началось то, о чем он и там вспоминал, как о самой счастливой поре его молодости. Они искали встреч друг с другом, бродили по заросшему могучими деревьями парку, где недавно он впервые оказался на этой земле.
Семья начинается с встречи незнакомых людей, которые узнают друг в друге близких. Он переехал к ней, в маленькую девичью квартиру. Странно, это была не измена, это была она, его жена. Он не знал другой, словно они открыли ящик Шредингера, и там оказалась она, а другая такая же исчезла в параллельном мире. Только с ней он мог быть самим собой.
Его поглощало влечение к ней. Для него она была не другого пола, а нечто снизошедшее свыше, подаренное небесами.
Однако вскоре он увидел и отличия. Его женщина боялась выглядеть не так, посвящала большую часть времени косметике, неутомимо искала все новые и новые кремы, пудры, помады для макияжа, и страдала, что из-за санкций нет европейских. Вздыхала, что он зарабатывает так мало, и заботливо вила гнездо, видно, считала своей целью сделать дом полной чашей.
Он не узнавал жену. Ту, в другом мире, – не терзали мысли о таких несерьезных вещах, как выглядеть (женщины все красивы – позаботились технологии красоты и не раздражающая жизнь), жить в достатке, для этого не было оснований, впереди путь семьи был осыпан розами, а не шипами.
Переубедить ее было нельзя.
У жены, как у всех здесь, сильно развито чувство долга.
– Меня все время мучает, – жаловалась она, – я должна, должна. Куда-то бежать, звонить, платить. Сестра больна, валит на меня свои болячки. Дома – несерьезный муж, протечки воды откуда-то сверху, может залить нас и соседей снизу. Вот подруга – живет одна в своей квартире в новом доме, и никаких забот.
Он крепко обнимал ее, стараясь утопить в объятиях ее раздражение. Она, как кошка, пережидала, когда перестанут тискать.
– Как у всех здесь, – стыдясь безответного порыва, говорил Агент. – У меня тоже постоянная тревога на работе, неумение управляться с детьми в школе.