— Жульен(2) уже ушел из отцовского дома? — спросил он по-английски баритоном, от которого у меня по спине поползли мурашки.
— Еще нет, — пробормотал я.
Он явно собирался сесть рядом, и я скорее подвинулся, иначе бы он раздавил меня. Разве европейцам не полагается быть утонченными и вежливыми?
— Стендаль был хорошим дипломатом, но мне больше импонирует точка зрения Лампедузы(3): достичь власти относительно легко — труднее удержать ее, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.
Я снова почувствовал себя семилетним мальчишкой, который забыл выучить урок. Сглотнув, я мысленно одернул себя; мне не нужны лекции по литературе или политике! Надо ответить что-нибудь глупое, он поймет намек и отстанет. Разве его в детстве не учили не вступать в разговоры с незнакомцами? Скорее всего, нет — с такими габаритами, как у этого человека, незнакомцев можно не опасаться.
— Правда? А я думал, это приключенческий роман. Ну и ладно — у меня еще есть комиксы, — ответил я с самым придурковатым выражением лица. Показалось мне, или в глазах его сверкнул гнев? Кажется, сработало…
— Уже деградировал до комиксов? — спросил он тем вежливым тоном учителя, который сейчас начнет на тебя кричать. Похоже, чтобы избавиться от него, этого мало. Я открыл было рот, чтобы ляпнуть следующую нелепость, но он остановил меня пронзительным взглядом. Солнце больше не слепило меня, и я наконец смог как следует рассмотреть его лицо. Хотя он был красив, аура властности и опасности, распространяемая им, заставили меня еще больше занервничать. По первому впечатлению он походил на результат спаривания льва и кобры. Мужественные, аристократичные черты; суровые, как грозовое небо, голубые глаза, русые волосы, около сорока лет (хотя трудно точно сказать) и выражение превосходства на лице. Он восседал на этой несчастной скамейке, как на троне, и я, до этого устроившийся в удобной расслабленной позе, глядя на него, выпрямился.
— Конрад фон Линторфф, — представился он, протягивая руку. Я пожал ее, не совсем сознавая, что делаю, и автоматически ответил:
— Гунтрам де Лиль.
Я мысленно отвесил себе оплеуху — не стоило сообщать свое имя первому встречному, тем самым поощряя его и подбрасывая тему для продолжения разговора: «какое странное у тебя имя». Должно быть, мои родители были навеселе, когда выбирали его.
— Тебя назвали так в честь короля(4) или оперы(5)?
— Не знаю, — ошарашено признался я. Отлично, Гунтрам — переходим от литературы к истории. Где тут стена, чтобы побиться головой?..
— Это старинное франкское имя. Но ты говоришь по-английски без французского акцента, — заметил он.
Почему все, услышав мое имя, немедленно делают вывод, что я — француз? Я не отрицаю своих корней, но мне ближе Аргентина, чем Франция или США.
— Я родился в Нью-Йорке, но большую часть жизни провел в Аргентине. Мой отец был французом, а мать наполовину немка, кажется. Но я не уверен, — покорно объяснил я под его испытующим взглядом. Или то была моя бабушка?..
— Тыковка, вот ты где!!! — заорал кто-то над ухом, набрасываясь на меня, как гаучо(6) — на мирных переселенцев, но в этот раз (только в этот раз!) я был рад услышать это дурацкое прозвище.
— Привет! Рад, что ты всё-таки потрудился посмотреть карту и даже меня нашел, — я обнял Фефо.
— Ты такой смешной, тебе надо выступать перед публикой, — с такими словами он похлопал меня по спине, сильнее, чем требовалось. — Я пришел сказать, что занят и до завтра мы не увидимся. Ты уже был в этом склепе — нашем хостеле? Жуть. Моя мать нас ненавидит, тыковка!
Я точно тормоз: одного раза мне не хватило, чтобы понять, что меня послали лесом. Совсем послали.
— Я мог бы пойти с тобой, — сказал я, понимая, как жалко это звучит. Словно младший брат уговаривает старшего взять его с собой.
— Лучше не надо. Это для взрослых, — прошептал Фефо. — Останься со своим другом… Мистер? — крикнул он так громко, что, наверное, лишь крылатый лев на верхушке колонны не услышал его.
И ты называл меня братом! А теперь, не раздумывая, бросаешь в этом гадюшнике! Клянусь, завтра я тебя убью. Сейчас неудобно — будет много крови и грязи.
— Конрад, герцог фон Линторфф, — коротко сказал мой новый знакомый; руки он не подал.
— Федерико Мартиарена Альвеар. Как поживаете?
Неловкий момент. Этот немец оказался не таким словоохотливым, как мне сперва показалось. И то, что Фефо присвистнул, услышав его титул, не улучшило ситуацию. Он просто коротко кивнул, безразлично глядя на моего друга.
— Мне пора бежать. Веди себя хорошо и не ввязывайся в неприятности, — с этими словами он быстро ушел, оставив меня на милость голубей-убийц и сурового немца. Занавес.
Я повернулся к новому знакомому и поднял голову, поскольку с моим ростом в 5 футов 4 дюйма(7) мои глаза приходились ему на уровень плеч. Я уже хотел попрощаться, но он вдруг спросил:
— Хочешь сходить в музей Коррера?
Ага, но только не с тобой.
— Я бы не хотел отнимать у вас время.
Это должно его пронять. Если верить романам, аристократы очень чувствительны.
— Я настаиваю.
Увы, не проняло. Тогда попробуем тактику номер два — изобразим имбецила. Я уже собирался ввернуть что-нибудь про Макдональдс, но он успел прежде меня.
— Мне будет приятно провести с тобой время, — с легкой улыбкой сказал он, глаза мягко светились. — Кстати, твой друг только что назначил меня твоим сторожем, — определенно, он был доволен этим назначением. — Надеюсь, ты не кусаешься, — фыркнул он, делая ситуацию донельзя абсурдной.
В фойе музея я хотел было пойти к кассе, но Линторфф удержал меня за руку.
— Билеты не нужны — я один из попечителей музея.
Ого! Он нереально крут.
— Пойдем, я покажу тебе комнату с картами и коллекцию монет. Потом можем посмотреть живопись.
Я почувствовал благоговение, когда увидел музейное помещение с рядами стендов и витрин, под стеклом которых хранились старинные карты и книги. Прежде мне не приходилось видеть ничего подобного. Я медленно пошел вдоль витрин, всматриваясь в детали экспозиции. Через некоторое время, вспомнив о своем спутнике, я поднял голову и поймал его внимательный взгляд, устремленный на меня; не знаю, почему я покраснел и поспешил отвести глаза.
Средних лет мужчина в синем костюме подошел к герцогу и что-то тихо сказал ему на ухо.
— Пришлите сюда куратора, — коротко распорядился Линторфф, поджав губы. Никогда раньше не видел, чтобы музейный служащий так шустро бегал от одного только недовольного взгляда; бедняга — я даже посочувствовал ему. Похоже, герцог любит, чтобы ему подчинялись, и его лучше не злить.
— Боюсь, что должен переговорить с директором.
— О. Большое спасибо за экскурсию. Для меня было честью познакомиться с вами, герцог.
Все-таки уроки этикета не были напрасной тратой времени…
— Пожалуйста, называй меня Конрадом. Кто-нибудь пока составит тебе компанию, а я потом присоединюсь к вам в зале живописи.
— Не хотелось бы никому причинять беспокойство, сэр.
Кто знает, может, сейчас мне удастся сбежать?..
— Не «сэр», а «Конрад». Ты оскорбишь венецианцев, если не дашь им продемонстрировать их славное прошлое, — ответил он твердо, исключая всякую возможность дальнейших дискуссий. Возможно, европейские аристократы не такие уж деликатные, как это принято считать. По сравнению с герцогом наш школьный директор — трепетная лань.
В сопровождающие мне досталась очень милая пожилая дама. Сначала я опасался, что ляпну что-нибудь глупое или неуместное, но она была настолько любезна, что не замечала моих оплошностей — если они были. Она водила меня по музейным комнатам целых два часа. Хотя точно я не могу сказать — время пролетело очень быстро. Потом мы с четверть часа ждали у входа в залы, посвященные изобразительному искусству, но наш немец так и не появился. Она предложила мне пойти смотреть картины с ней, но я чувствовал, что она нервничает из-за того, что нарушает распоряжение герцога.