- …Ты пробовал втянуть губами всю… и ждать, ждать, ждать, покуда… всё там задрожит, а сама взмолится… – и так горячо становится губам?! – цедил сквозь зубы, будто бы пил эль, один.
- А самым-самым кончиком языка – вверх-вниз, вверх-вниз, с обеих сторон… ты пробовал? – блаженствовал другой.
- …Обожаю, когда она садиться мне на лицо…
- О, да, – буквально задыхался от воображаемого другой, – особенно, когда у нее волнистый оргазм…
Вот где-то таким был диалог приятелей. При этом они не перебивали один другого, наоборот: умея слушать, получали ещё и вербальное удовольствие, а их дополнения, уточнения и детализация «розы» были такими яркими и живыми в мимике и эмоциях, что казалось – сейчас сбросят с себя одежды и такое сотворят у меня на глазах!..
Слушая этих двух соловьёв розовой, а, может, только розоватой чувственности, я был немало удивлён, однако каждый вправе получать удовольствие от женщины так, как он это понимает и принимает, но без насилия над ней. Я подумал тогда о возможных причинах именно такого чувственного сладострастия моих приятелей. Так как жена первого не давала мне прохода, а я дорожил добрыми и порядочными взаимоотношениями с ним, поэтому, как мог избегал его жену; жена второго, родив фактически для него дочь, после этого сразу же от него ушла, и не раз, в последующих годах, была в моей холостяцкой постели, о чём он прекрасно знал. А ещё я думал о торте на моем столе – хочу я его больше или не хочу?
…Когда приятели уйдут, я выброшу его в мусоропровод. Нет, не из-за брезгливости или чего-то подобного, – нет! Я сидел за своим столом, оттого и волен был поступать так, как поступил.
Понимаю, признаю: аналогия условная, только, согласитесь, в ней есть что-то из дня сегодняшнего; что многих побуждает не только говорить об этом – кричать и даже орать, да будто склеены губы. Известно, чем: толерантностью, размытой подо что-то… и скользкой для кого надо!..
…Был у меня друг. Звали его Сергей. Жили и росли в одном дворе, потому дружили с детства. Когда повзрослели, обзавелись семьями. От меня первого ушла жена… Потом он женился ещё и ещё, да браки были недолгими – год-два и снова один. Как-то признался: от него жены не беременели, оттого и уходили. В отличие от меня, сам жить то ли не хотел, то ли не мог – сходился и сожительствовал с кем-то из свободных девушек или зрелых женщин. Сколько их было – меня это не касалось, поэтому, любую его избранницу я воспринимал как его первую и единственную.
Как-то зимой, я решил проведать Сергея, заодно, и распить бутылку креплёного вина, какую мне кто-то и за что-то презентовал. Скорее, одарили меня вином на одном из поэтических вечеров и, наверное, я как раз и возвращался, поздненько, с этого мероприятия, когда эта мысль пришла мне в голову, завидев, свет в окошке…
Дверь мне открыла пассия друга, а его самого не было. Я тут же заспешил домой, так как ещё и сейчас придерживаюсь принципа: хозяина нет дома – значит, и мне нечего делать в доме, где замужняя женщина – одна. Но пассия уговорила: мол, глупости это все, да и Сергей вот-вот придёт.
…Сергей не пришёл ни через час, ни через два. Вино мы, по настоянию пассии, выпили, она разговорилась и, естественно, разоткровенничалась. Закапали слёзки – хочу маленького…, а он-де и в больницу, провериться, не идёт; тяжело мне, не знаю, как и быть!.. Я тогда ей – не вина хромого с рождения, что он хромой, она же – на своём: ой, не знаю, ой, не знаю, сколько ещё выдержу, может?.. «Помощь друга нужна?!» – спрашиваю с таким явным укором, чтобы остановилась…
Разговор после этого не заладился, я откланялся и ушёл.
Утром следующего дня – за окном ни свет, ни заря – врывается ко мне Серёга. И бьёт меня в лицо. Проходит на кухню и усаживается за стол. Дрожат скулы, дрожат руки, едва промолвил: «Разве, я виноват?!.. Разве, я сам не хочу детей?!»
Я не потребовал объяснений – пассия, понятно, переврала наш разговор, да и я хорош!.. Вытерев кровь на губах, лишь демонстративно открыл дверь на всю ширину проёма: уходи! И Сергей ушёл… вместе с нашей дружбой.
Позже я запишу в своём дневнике: «Женщина прощает все, кроме пренебрежения её телом», а «Мужская дружба уходит с приходом женщины!».
Недавно примчалась мысль: а ведь государства, как люди! Вроде, и ничего такого особенного и не принесла эта мысль, да с той самой минуты я пытаюсь найти типаж моей Украины.
Вижу ее красавицей полногрудой, склонившейся над хрустальными водами ивой, голос ее слышу…, глаза вижу…, вот она не идёт – плывёт лугами и долами, а хочу сформулировать ее внутренний мир, заглядываю в душу, и понимаю, что все эти образы и картины – продукт стереотипного мышления. Да и человек – это характер, прежде всего.
Кто-то умный сказал о нем, о характере, что нетрудно изменить мир, но практически невозможно изменить собственный характер. Оттого – характер! Каков он у моей «неньки»? Что в нем такого, отчего несчастья и злыдни – исключительно для народа? Почему заборы – под небо, а плечо соседа, точно кол в бок? Как так: по-прежнему, детская игрушка мальчиков – перочинный нож, а детей-сирот все больше, больше и больше!..
Перечитываю самого себя: «…Тяжёлый, трудный, неуживчивый характер, как врождённая хромота. Кому она мешает в первую очередь?.. Но и поносить человека за подобного рода характер не спешите – не вина хромого с рождения, что он хромой».
Да, так я полагаю: не вина хромого с рождения, что он хромой. Потому-то мне мила и дорога моя Украина, пусть и с характером, как врождённая хромота. Но что мешает устранить это историческое увечье? Я полагаю – одна страсть. И страсть эта – страсть к свободе. Но! … Я спрашиваю себя: а как украинцы могут понимать свободу после …пяти веков под поляками, 350-ти лет (если не ошибаюсь) при России и 70 лет в составе СССР? Ответ дался легко: как вольницу! Это формально-промежуточное между фактическими беззаконием и свободой.
Вольница заявила о себе не на пустом месте и не за просто так, а условно говоря, вольница тождественна (но лишь в понимании и восприятии украинцев) с философским значением свободы. А именно: возможность проявления субъектом своей воли в условиях осознания законов развития природы и общества. И я думаю, что украинцы последнего тысячелетия вынужденно, но умышленно, чтобы выжить и сохраниться как этнос, осознали законы развития природы по-своему: во благо единственно себе. То есть, при тотальной (можно сказать и так) несвободе в годах украинцы позволяли каждый себе вольности этического плана, так вольница и «вклеилась» в ментальность… Где-то так и тоже по причине несвободы заявила о себе на весь мир и казацкая вольница.
А что же сейчас? …Задекларировали свободу и цивилизационный путь развития, а массовым и апробированным в веках инструментарием украинской реальности осталась та же вольница. Таким образом, Украина – это (гипотетически) вольная дородная красавица с серьёзным изъяном в характере, оттого не успешная.
В реальной жизни такие женщины, насколько я знаю, редко бывают счастливы, ибо востребованы в качестве тугого кошелька, плотских утех и т.п. Дети, как правило, являются братьями и сёстрами лишь по матери, ни во что ее не ставят, хотя на людях очень-очень любят. Корят ее на каждом углу за то, что богатства разворовали и растащили их отцы, дядьки и тётки… Но это моя Украина – парусник в безбрежном океане без парусов свободы…