Интересное выступление Вахтанга Беридзе. Учебники, написанные равнодушными авторами, оставят учеников равнодушными. Место учителя в нашем обществе. (То, о чём я и сам думал: ведь в педагогические институты чаще всего идут те, кого не приняли в университет, на Физтех, в МВТУ, МЭИ, МАИ. Малоспособные педагоги способны породить лишь бездарных учеников.) Бытовая культура. Чистота в столовой — это культура столовой. В Зугдиди несколько лет назад в столовой нельзя было поесть: столько было мух. А перед столовой красовалась 60-метровая Доска почёта. Картины, которые висят в сельских Дворцах культуры, вообще нигде не имеют права висеть.
Архитектор Амиран Бахтадзе рассказывал об учителе рисования в школе, которого уволили за отступления от школьной программы преподавания.
Доктор философии Арчил Бегиашвили утверждал, что в недалеком будущем гуманитарные науки выйдут на первое место, ибо именно они оказывают наибольшее влияние на судьбу человека (христианство, идеи французских просветителей, марксизм-ленинизм).
Ираклий Николаевич Цицишвили, профессор архитектуры, Герой Советского Союза, объяснял весь наш идиотизм с низкими потолками. Оказывается, если уменьшить высоту квартиры с 3,5 метров до 2,5 метров, то в многоэтажном доме мы сэкономим на каждой квартире только около 7 рублей. Совмещение санузлов даёт экономию в 1,5 рубля. При низких потолках для достижения необходимой освещённости надо расширять окна, что приводит к увеличению системы отопления. Подсчитали, что, снижая потолки с 3,5 до 2,5 метров, мы проигрываем на отоплении 3,5 рубля. Вся «экономия» становится просто смехотворной!
Разговоры и споры до утра. Пьем не так уж и много. Но редко ложимся до трёх часов ночи.
Меня учил кататься на горных лыжах Тамаз Антадзе по прозвищу «Парчо», все его только так и зовут. Огромный человек свирепого вида, но через 5 минут выясняется, что это — добрейший гигант с душой ребенка. Быстро подружились, но я был плохим учеником.
Сегодня Т. Антадзе — преуспевающий бизнесмен в области строительства.
Накануне отъезда из Бакуриани пошли в гостиницу с Яном Гореловым, чтобы купить пива. В гостинице Ян разговорился с очень здоровым мужиком лет 50-ти в лохматом пуловере, неторопливым и каким-то величественным во всем: в словах, в осанке, в жесте — при этом очень милым, улыбчивым, который попросил нас оказать честь его семье и отобедать с ним. За столом уселось человек 20: жена, сыновья, дочери, зятья, невестки, внуки, внучки. Угощение было самое обильное и изысканное. Хозяин сидел во главе стола рядом со мной, мило беседовал, шутил и рисовал на всех присутствующих очень смешные шаржи. Мне захотелось сделать этому человеку что-то приятное, и я сказал:
— Вы так мастерски рисовали шаржи, что я хочу подарить вам шариковую ручку американских астронавтов, которой даже в невесомости можно рисовать.
Он поблагодарил и предложил довезти нас до коттеджа, который был виден. Мы сели в его «Волгу», он нас подвёз и, прощаясь, сказал мне:
— Ярослав, был очень рад познакомиться с вами. Милости прошу к нам в горы. Если вы попадёте в Сванетию, вам гарантировано гостеприимство в любом доме, если вы назовёте моё имя. Меня зовут Джокия Ониани. Я — царь Сванетии…
Сел в машину и уехал. Я пришёл в коттедж, где уже сидела большая компания, и сказал:
— Ребята! Такое приключение! Я познакомился сейчас с царем Сванетии!
— Да ты знаешь, сколько у нас таких «царей», «князей»! — закричали за столом. — Пруд пруди!
Горелов подозрительно молчал. Тут я вспомнил, что Анзор Габиани — сван, и обратился к нему:
— Анзор, есть царь в Сванетии?
Анзор улыбнулся.
— Его зовут Джокия Ониани, — продолжал я. — Он сказал, что с его именем я могу войти в каждый дом…
При этих словах наступила гробовая тишина.
— А… а, если это Джокия Ониани, — задумчиво сказал Анзор. — Тогда другое дело… Да, пожалуй, можешь войти в каждый дом… Особенно в Нижней Сванетии ты будешь почётным гостем…
Уже в Тбилиси мне сказали, что царь — простой советский служащий, работает директором Тбилисэнерго. Но подтвердили: он действительно царь!
Очень прижился неграмотный штамп: «значение того-то и того-то трудно переоценить…» Почему, собственно, «переоценить» трудно? Как раз «переоценить» всегда легко. Оценить трудно.
11 апреля, канун Дня космонавтики, Кремлевский дворец. Подхожу к Волынову.
— Боря, ты читал, какую ты замечательную статью написал для «Комсомолки»?