В храме живут черепахи, олицетворяющие долголетие. Священник кричал им что-то и бросал рубленные банановые листья. Черепахи, разинув рот, как неоперенные птенцы, тянули к ним свои старушечьи шеи.
Дивная старинная мебель розового дерева, инкрустированная перламутром.
Колодец Мансур-шаха (1459–1488) в Малакке. Надо бросить монетку, чтобы сюда вернуться. Видит Бог, я не жадный, но монетку бросать не стал. Ну зачем я буду и Мансур-шаха, и себя обманывать: ведь я никогда не вернусь в Малакку. Мне как-то всегда не по себе уезжать из города, о котором я знаю, что больше никогда его не увижу. Впервые почувствовал это в 1959 г., глядя на уплывающий от меня Гибралтар. Потом, когда возвращались в Куала-Лумпур, я опять про это думал, глядя на рощи гевей, на прекрасные в своём покое пальмы, на убогие городки с их харчевнями, лавками, мастерскими, рядом с которыми, гадко раскорячив худые ноги, сидят шоколадные торговцы и механики. И тут же я нашёл спасительную мысль: ведь всё, что мы видим в жизни, мы видим лишь однажды. Ни один наш взгляд, ни один ракурс окружающего мира не повторяется…
От Куала-Лумпура до Сингапура лету 40 мин. Аэропорт Пал-Лабар. Замечательный, лучший из всех, которые я видел до сих пор, аэропорт. Весь в синтетических коврах, журчит музыка, искусственные водопадики, рядом с которыми разгуливают павлины. Несколько часов в Сингапуре и потом до Манилы ещё 3,5 ч. Сингапур должны разглядеть на обратном пути.
Манила. Нас встречают человек 10. Каждому на шею одевают жасминовую гирлянду. Несколько насторожил меня автобус: мне кажется, он мой ровесник. После гирлянд выяснилось, что жить мы будем не в Маниле, а в городке Булакан, столице одной из провинций. Манила — это Новый Орлеан 100 лет назад.
В Булакане на ужин подали мороженое, решительно ничем не выдающееся, но хозяева невероятно им гордились, всё спрашивали: «Ну, как вам мороженое? А? Замечательное мороженое? А?..»
Молодежная туристическая организация «Истафил» на каждом шагу демонстрирует свою беспомощность и нерасторопность. Повезли на мясокомбинат, где не было ни свиней, ни людей. Потом на рынок. Потом в банк. Я понял, что никакой программы для нас у них нет вообще. Приём у губернатора Игнасио Сантьяго. 42 года. Огромный красный «Форд». В кабинете висит его собственный портрет. Это так мило! Мы ещё до этого не додумались! А пора бы! На лестнице — огромное панно, рассказывающее об истории Филиппин. В одном углу панно — Маркос[326] с первой леди государства (она же — мэр Манилы), в другом углу — наш Игнасио. Игнасио тоже человек исторический: его дедушка был здесь первым губернатором. Никаких сомнений, что наш Игнасио — заблатнённый коррупционер, у меня нет.
В местном музее большая витрина с презервативами: идет борьба с деторождением. Кроме коллекции почтовых марок и старинной китайской посуды в музее ничего не хочется украсть.
Поездка в город Боливаг (62 тыс. жителей). На площади перед мэрией — ликующая толпа детей. Кричат, тянут ручонки, нет, ничего не просят, а просто хотят до нас дотронуться: мы первые люди из таинственной страны СССР. Мэр г-н Флорентино Дедиос. По случаю национального праздника, каким стал наш приезд сюда, он и все его чиновники в белых нарядных рубашках навыпуск, искусно простроченных кружевами. Вместе с мэром и главными чиновниками идём по городу. Шпалерами стоят и приветствуют нас сотни людей, улыбаются, стремятся пожать руку. Даже мелькнула мысль, что нас принимают за кого-то другого, почувствовал себя немножечко Хлестаковым. Ребята мои тоже растерялись: ведь нас приветствовал весь город! На центральной площади — большой портрет мадам Маркос. Оказывается, она родилась в этом городе. «Первую леди государства» везде необыкновенно почитают. По слухам, все дела в республике вершит она. Хорошая каменная эстрада на площади, и мы расселись на ней в креслах. Вся площадь запружена народом. Мэр толкает речь. Я попросил Толю[327] сказать несколько слов в ответ. Толя потеет от волнения, говорит складно, но Филиппины называет Индонезией. По счастью, этого никто не заметил. Оркестр грянул национальный гимн, все встали. Потом концерт художественной самодеятельности. Всё очень примитивно, неумело, но старательно. В ответ выступил наш Валера[328] с гитарой. Слышно его плохо, но все неистово аплодируют. Быстро, словно кто-то проворно двигает ручку реостата, темнеет. Банкет в зале одной из школ. Фуршет. Огромная жареная свиная голова, обложенная кусками свинины. Креветки. Салаты. Бренди. Играет детский оркестр национальных струнных инструментов с крошечным, но очень важным дирижером. Игры. Надо с завязанными глазами разбить палкой глиняный горшок, подвешенный к потолку. Я пошёл вторым, но мне это сделать не удалось. Потом мы научились криками корректировать «слепого», и Тамара[329] разбила все три горшка. Ребята не ждали, когда их будут веселить, а веселились сами. Один филиппинец подошёл к Лошкарёву и сказал через переводчицу: «Простите, я плохо думал о советских людях, я изменяю своё мнение…» Шли к автобусу, пробиваясь сквозь ликующую толпу. Нам этот прием надолго запомниться, а уж филиппинцы точно будут потом говорить: «Это было через три года после того, как приезжали русские…» Я думаю, что для укрепления филиппино-советской дружбы мы сегодня сделали больше, чем наше посольство за год.