Яков Михайлович Шапошников, председатель колхоза «Советская Россия» (Краснослободский район), известен тем, что покупает в Москве картины и уже собрал довольно приличную галерею в Доме культуры. Жаловался: молодежь убегает в город, особенно девушки:
— А без девушек и ребята убегут. Это закон природы. Галереей их не удержишь…
Вряд ли есть среди наших поэтов человек более несчастный, чем Полежаев[279]. Мало того, что Бог отпустил ему всего 34 года жизни, так все её годы — один сплошной ужас. В 21 год написал он поэму «Сашка». По этому поводу его допрашивал лично император Николай I, поцеловал автора в лоб и отдал в солдаты. Через три года, уже после Декабрьского восстания, обнаружились его симпатии к декабристам и стихам Рылеева, за что Полежаев был закован в кандалы и брошен в страшный Спасский каземат. Потом три года на Кавказе. С 1833 по 1837 г. в Москве. За связи с Герценом и Огарёвым арестован, бит розгами (из тела вынимали целые прутья) и отправлен в тюремный лазарет. За несколько дней до смерти император пожаловал Полежаеву офицерский чин.
Народ мордовский испокон веков делится на мордву-мокша и мордву-эрзя. Приоритетов ни один народ не имеет. Своей государственности у мордвы не было. Год присоединения этого народа к России неизвестен. Это присоединение, которое правильнее было бы назвать взаимным проникновением, продолжалось восемь веков — с X по XVIII в. Одним из первых мордовских воевод в Саранске был Петр Лермонт.
Вхожу в кабинет Юрия Петровича Морозова — председателя колхоза «Зори коммунизма» (Зубово-Полянский район), и вижу на стене за его креслом, там, где полагается висеть Брежневу, «Мону Лизу» Леонардо да Винчи! Перехватив мой взгляд, он улыбнулся и сказал:
— Ну нравится она мне…
С таким председателем не соскучишься! Очень интересный разговор. Он убеждён, что в колхозе люди разучились работать:
— К 11 часам начинают уже подтягиваться к продмагу за водкой… Пройдёмте с вами по деревне, сами будете выбирать людей, каждому я готов бесплатно дать трактор… Нет, пожалуй, «Кировец» не дам, а «Беларусь» дам! Но ведь никто не возьмёт!..
На мой вопрос, что ему всего нужнее в его работе, ответил тоже неожиданно. Почти все требуют технику или жалуются на нехватку людей. Морозов сказал:
— Хочу, чтобы мне разрешили сеять то, что даст мне наибольшую прибыль. Мне и стране…
На месте издательства «Детская литература» я бы учредил приз «Три медведя» и присуждал бы его семье, в которой отца зовут Михаилом Ивановичем, мать — Настасьей Петровной, а сына — Мишуткой. И по телевизору бы их показал.
Нормальный человек не может не испытывать ничего, кроме чувства неловкости, если при его появлении другие люди начинают трепетать. А между тем мне известны люди, испытывающие от окружающего трепета некое сладостное удовольствие.
Разболтанная, шлёпающая походка датского дога.
Митеньку[280] моего увезли в больницу.
24.2.76
1 марта. Весна пришла. Это радостное событие ознаменовал я раздражённым письмом в «Политиздат» по поводу возни с моей книгой о программе «Аполлон». Чует моё сердце — лопнет вся эта затея.
Сердце чуяло верно: затея лопнула. Но «Политиздат» в этом не виноват. На мою беду в начале 1976 г. президент Картер и генсек Брежнев поссорились. В результате книжка о лунной американской космической программе была остановлена; хотя её уже набрали, сверстали, сделали макет, отобрали все иллюстрации. Я поехал в отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС к инструктору, который, как тогда говорили, «курировал» «Политиздат». Он затеял со мной долгий и тягучий разговор о том, должен или не должен издавать «Политиздат» книги по космонавтике.
— Вот что они должны издавать, — сказал инструктор и положил передо мной книгу толще кирпича: «Стенограмма заседаний первого съезда Коммунистической партии Кубы».
Ну, хорошо. Допустим, и такая книга нужна. Три экземпляра в Институт Латинской Америки, три — в Институт Маркса–Ленина, один — в ЦК КПСС; 100, 200, 500, не знаю сколько — в крупнейшие библиотеки страны. И что дальше?! Я внутренне заклокотал и попросил инструктора:
— Вы, когда эта книга поступит в продажу, вызовите к магазину наряд конной милиции: людей жалко, подавятся ведь люди в очереди… — И ушёл.