— Давай койками поменяемся…
— Зачем? У нас же одинаковые койки…
— А у тебя тоже качает?
— Конечно, качает! Но ты не бойся, спи… Тебя убаюкает…
Он заговорил о качке, едва вступив на пароход, очень её боялся. Тут он весь в Наташу: она совершенно не переносит качку. А качка чуть заметная, действительно убаюкивающая. Все очень хорошо выспались в эту ночь.
Наш пароход «Соловки» простоял в рыбацком посёлке Пертоминске с 15.00 до 21.00. Иначе он пришёл бы в Архангельск ночью, что запрещено. Говорят, из-за Северодвинска, где делают атомные подводные лодки. Но ведь днём лодки легче разглядеть!
Гуляя по посёлку, купил гвозди для ковки лошадей, только потому, что в Москве их не продают, и томик Платонова. Митя купил себе перочинный ножик, но после того, как он попытался пырнуть этим ножом «Пушкина», ножик пришлось выбросить в иллюминатор.
Юра.
Удивительная палево-розовая ночь.
— Если бы у меня была любимая девушка, — сказал Чудецкий, — я бы сейчас сел на верхней палубе, закутался бы с ней в одеяло, и просидел так всю ночь… Смотри, что на небе делается…
Я думал, что самое трудное — понять ребяческие эпатажи Мити, а оказалось, что понять взрослых ещё труднее…
Чудецкий. Долго я умышленно не писал о Чудецком. Если записи эти когда-нибудь будут читать люди, которые не знали его, они сразу почувствуют, что я не настолько талантлив, чтобы рассказать им о Юре. А те, кто знал его, — тем более. А быть бесталанным ужасно не хочется… Но, опять-таки, для коллекции…
У меня не было ни братьев, ни сестёр и я безмерно счастлив, что жизнь подарила мне Юру. У нас вовсе не простые отношения. Долгое время я был ведомым в нашей паре, но и через многие годы ведущим не стал. Но будучи ведущим, только один Чудецкий знает, куда и как долго меня можно вести. Как-то я думал о том, что было бы интересно оказаться в Юрском периоде, разных ящеров понаблюдать. Но тут же сказал себе: «Только с Чудецким!»
При всей непохожести, мы абсолютно совместимы. Я не знаю другого человека, который раздражал бы меня меньше, чем Юра. С ним я мог бы полететь в космос на любой срок. Даже на Марс. Все думают, что он блядун, а он — один из целомудреннейших людей, которых я встречал. Все думают, что он гуляка, но я не знаю, кто работал бы больше него. А главное — у него душа!
Как жаль, что Бог определил ему инженерные мозги! Каким бы поэтом он мог стать!
Особенно после смерти Жени Харитонова я часто думаю о Чудецком. Смерть его могла бы опустошить меня безвозвратно. Когда я представляю, что его нет, мне хочется упасть и завыть. Если перед пулемётом поставят Васю, Сашу, Митю и Юру, я, конечно, прикажу стрелять в Юру, но в этой ситуации я не думаю, что мог бы пережить его более 10 минут.
…Надо бы написать, как он спас мне жизнь, когда баржа в Днепропетровске грозила раздавить меня через секунду; как замечательно сфотографировались мы с ним в Люберцах; как рассказал я ему в машине, что влюблён, а он ничего не спросил; как стоял он в карауле у гроба моего отца; как нырял с самой высокой скалы на Чеховском пляже в Гурзуфе; как любил у меня в доме, накушавшись, положить ноги на стул, расслабиться и сказать кошачьим голосом: «Ну, рассказывай…»
Кончать любые записки о путешествиях, даже если они прошли вполне благополучно, надо просто и благородно, так, как это сделал капитан Скотт: «Ради Бога, не оставьте наших близких!..»
Книжка 105
Сентябрь 1985 г. — январь 1987 г.
Агавнадзор. Самое яркое солнце, которое я видел. Такого солнца нет даже в тропиках.
Кишмиш, оказывается, это виноград-дитя без косточек. А я всегда считал, что это нечто урюкообразное, компот, короче…
Курорт Навталан. Лечебница, где лечат нефтью. В прошлом году из 100 человек вылечивалось 93.
Дождь прерывается золотым солнцем, и небо такое густо голубое, какое бывает только в ясные осенние дни. Весной небо бледнее и выше.
Вырыл в лесу маленькую, немного убогую ёлочку, посадил её в горшок, будем с ней встречать Новый год.
Был с Наташей в суде. 4 октября нас будут разводить. Страшно. А надо! Ток жить безнравственно. Без Мити мне будет худо.