В Арзамасе-16 был самый свирепый в истории России режим секретности. Никто не знал, чем занимаются в соседней комнате. Турбинер не знал, что мы уворовали у американцев бомбу, не знал о том, что готовятся её испытания, и о самих испытаниях узнал чуть ли не из газет. Харитон говорил мне о Турбинере рассеянно, так, будто он едва его помнит. Не мог даже сказать, жив ли он. Вообще Харитон произвёл на меня неприятное впечатление. Напомню: его отец был журналистом, работал в какой-то кадетской газете в Петрограде. После октябрьского переворота он уехал в Ригу и там тоже работал в какой-то оппозиционной русской газете. В 1940-м коммунисты пришли в Ригу, отца арестовали и отправили в лагерь. Спрашиваю Харитона:
— Юлий Борисович, ведь вы довольно часто встречались с Берией. Вы не поинтересовались у него судьбой вашего отца?
Долго молчал. Потом говорит:
— Такой вопрос мог бы помешать моей работе…
У меня прямо дух перехватило от этих его слов!
Из Арзамаса-16 мы возвращались вместе с Харитоном в его «царском» вагоне. Вечером ужинали, очень мило болтали, его постоянная настороженность, всесторонний контроль над каждым сказанным словом несколько притупился. Подъезжаем утром к Москве, стоим у окна, беседуем.
— Юлий Борисович, — говорю я. — Вот вы видели десятки атомных взрывов. Земля подымается, небо лопается, птицы в воздухе горят, ужас… Ни разу не возникала у вас мысль: Господи, да что же мы делаем!!!
Опять долго молчал, смотрел в окно, потом обернулся ко мне и сказал каким-то извиняющимся тоном:
— Ярослав, так ведь НАДО!..
Ещё в Арзамасе-16 за завтраком в доме Негина, я спросил у Евгения Аркадьевича:
— Почему Капица не стал делать атомную бомбу, а Харитон согласился?
— А вы что, до сих пор не поняли?! Да потому что Капица — это ЛИЧНОСТЬ!!
Мне представляется, что три Золотые Звезды Харитон получил, быть может, не совсем заслуженно. Первую бомбу для него украли наши шпионы, по словам академика Юрия Алексеевича Трутнева, это бомба «цельнотянутая». Оригинальная идея бомбы водородной принадлежит Андрею Дмитриевичу Сахарову, Харитон опять вроде не при чём. Сам он говорит, что он был плохим организатором, не в пример Курчатову. Так откуда же Звёзды? За должность главного конструктора? А может быть, я не прав…
И какой же русский не любит быстрой езды на «Мерседесе»!
Распятый Христос с изменяющейся геометрией креста.
Американцы зря нас боятся. У нас сегодня не хватит сил не то чтобы завоевать Америку, но даже на то, чтобы её разрушить, хотя тут мы — мастера!
«Partir c'est mourir un peu» («Уехать — значит немножко умереть») — французская поговорка.
«Какая это старая русская болезнь… вечная надежда, что придёт какая-то лягушка с волшебным кольцом и всё за тебя сделает…»
Иван Бунин
За 125 лет своего существования знаменитая фирма «Стейнвей» выпустила только 460 тысяч роялей. В среднем получается за десять дней один (!) рояль. Вот при такой производительности и о качестве поговорить можно.
После возвращения из Америки в декабре 1990 года, наверное, не было ни одного дня, чтобы я не думал о близкой смерти. Что-то во мне сломалось.
3-е Главное управление Минздрава существует с 1949 года, когда его организовали для медицинского и санитарно-гигиенического обеспечения работ над атомной бомбой. Было — 110 медчастей на 52 000 коек, около 110 000 медработников, из которых 22 000 врачей. 17 НИИ и КБ, где работают 10 500 сотрудников, среди которых 3600 научных работников. Сегодня «3-я управа» обслуживает ракетчиков, подводников, химиков, полярников. Сегодня — 74 медсанчасти. НИИ и КБ остались. 5 центральных клинических учреждений на 39 000 коек, 5 госпиталей, институт повышения квалификации, 3 медучилища, завод медрадиопрепаратов, 67 аптек. Обслуживаются 3 200 000 человек, в том числе 600 000 детей. В «управе» 80 000 медработников, в том числе 15 600 врачей.
Мне кажется, что стоимость воды, подмывающей задницу, соизмерима со стоимостью пищи, эту задницу покидающей.
В мире ежегодно делается около 40 миллиардов фотоснимков. Но хотя бы один из десятков моих знакомых фотокорреспондентов приехал сегодня, чтобы сфотографировать меня в день рождения.
Оказывается, самый долговечный — японский национальный гимн. Текст его написан в IX веке, т. е. когда Сергея Михалкова и Эль-Регистана ещё и на свете не было! В гимне всего четыре строки. Замечательно, что их более чем за тысячу лет никогда не меняли.