Услышав мои шаги, женщина поднялась с колен и быстрым движением вытерла слезы и зажала ладонью рот, пытаясь сдержать рыдания.
Не зная, как начать разговор, я потопталась на месте, рассматривая сгорбленную, постоянно вздрагивающую спину.
- Хотите чаю? - предложила я тихим ровным голосом, осторжно коснувшись руки женщины.
Иноликая резко повернулась ко мне и тихо выдохнула, глядя на меня во все глаза.
- Мая... - выдохнула женщина и покачнулась.
Я едва успела подхватить ее под руку, прежде, чем она упала.
- Пойдем Марфа... Чаю попьем успокаивающего, я сама его растила, сама собирала, сушила и заваривала. Поговорим... Потом спать пойдешь. - говоря все это, я мягко тянула за ручку несопротивляющуюся женщину.
***
Марфа шла за мной медленно, пошатываясь. Ее пальцы вцепились в мою ладонь настолько крепко, что у меня скорее всего останутся синяки. Я чувствовала ее взгляд на своем лице. Растеряный, умоляющий и полный надежды.
Усадив женщину за стол, я заново нагрела в закопченом чайнике воды и порывшись в запасах жреца достала хороший успокаивающий чай.
- Мая... - прошептала женщина тихо.
- Меня зовут Римма... - произнесла я тихо, поставив перед женщиной большую кружку чая и небольшую тарелку с песочным печеньем. - Давайте попьем чаю. Вам получше станет. А потом спать пойдем. Или я вас до дома провожу или, если захотите остаться, схожу и предупрежу вашего супруга, чтобы он не переживал.
- Римма. - как-то через чур спокойно произнесла Марфа и зарыдала. Горько, безудержно.
Мне ничего не оставалось, как прижать убитую горем женщину к груди, но от этого она заплакала только сильнее. Не зная, как можно ей помочь я дотянулась до предусмотрительно налитого стакана и попыталась всунуть его в руки женщине. Но она так дрожала, что половина жидкости тут же оказалась на нашей одежде.
- Ну что вы, что вы. - шептала я, поглаживая вздрагивающую спину и укачивая Марфу словно маленького ребенка. - Не нужно плакать, не нужно. Все самое страшное уже произошло и ничего изменить нельзя. Ваша дочь в лучшем из миров, я в этом уверена. А здесь с вами я. Я никогда вас не брошу, буду приходить помогать. Моя мама давно умерла и вы можете стать моей мамой сейчас. А я постараюсь стать для вас дочерью. Нам обеим будет сложно, но с этим ничего не поделаешь. Сейчас наша судьба в наших руках.
Я говорила долго, много... Тихим успокаивающим голосом, пока женщина наконец не успокоилась. Она подняла на меня мутный, печальный взгляд и грустно улыбнулась.
- Ты такая добрая. - ее голос после долгих рыданий был сиплым и надтреснутым. - Моя девочка не была такой... - она снова всхлипнула.
- Давайте попьем чай с печеньем и пойдем спать. Я схожу к Цейду и предупрежу, что вы останетесь в храме. А завтра вы проснетесь и станет легче. Боль не уйдет, но станет не такой сильной. Я вам обещаю. - в какой-то момент мне показалось, что прямо передо мной вспыхнул яркий белый свет, который тут же пропал.
Чай мы пили в молчании. Марфа о чем то думала, а может горевала о дочери, а может и то и другое. А я сидела и думала о том, что все-таки приняла семью погибшей девушки. Как я смогу бросить убитую горем женщину? Как спокойно смотреть на то, как она угасает? Мучения Цейда и Орика. Ребенок не сможет спокойно смотреть на то, как угасает его мать и страдает отец.
Когда Марфа допила чай, я отвела ее в свою комнату и раздев, уложила на кровать. Иноликая пыталась сопротивляться, но я только шикнула на нее и укрыв поплотнее одеялом, вышла, неплотно прикрыв дверь. Оставлять подавленную горем женщину было страшно и я осталась у двери дожидаясь когда она уснет. Сначала из-за двери слышались тихие, приглушенные всхлипы, потом слова молитвы, а потом уже тихое сопение.
Выждав еще пять-десять минут, я тихонько прокралась в комнату, поправила на матушке одеяло и ушла. Надо действительно сходить к Цейду и предупредить о том, что Марфа у меня. Мало ли что может подумать мужчина, зная, в каком состоянии женщина покинула дом.
На улице давно сгустилась темнота. И было довольно прохладно. Мне даже пришлось захватить теплый платок, так как прохлада летней ночи пробирала до костей. Идти было откровенно страшно, мой путь освещали только звезды, так как сегодня была самая темная ночь года. Радовало только одно. Во все горло пели птицы и стрекотали в траве ночные насекомые. Иногда можно было даже заметить как в траве мелькают светлячки, занимаясь своими таинственными делами. Да кое где по деревне лениво брехали собаки, так, как брешут они в спокойных, отдаленных деревнях. Не столько чтобы отогнать чужака или дикое зверье, а лениво, как будто для порядка.