— Раньше у тебя дух захватывало от Оскара…
— Ну… — как бы безразлично протянула Нора, — раньше. Теперь он мой босс и платит мне за месяц столько, сколько раньше я вряд ли зарабатывала за полгода.
— Ну насчет Оскара ты не переживай! Еще неизвестно, во что могут перерасти ваши новые служебные отношения.
— Лучше не надо! Сейчас меня устраивает все.
— Что ж, смотри сама. Пока. Я тобою горжусь. Целую, люблю!
— Пока, Джейн. Целую, люблю! — эхом отозвалась Нора.
Внизу, за холеной гостиничной территорией со стилизованной под древность — или действительно древней? — колоннадой, освещенной кружевом малюсеньких разноцветных лампочек, ночной незнакомый город окружали горы, за которыми жило море. И над всем этим висела луна. Она выглядела очень древней, наверное потому, что Нора знала: это греческая луна. Но если не знать и смотреть только на город, то очень трудно угадать сразу, что это именно Афины, а, скажем, не Лондон.
Просто большой ночной спящий и одновременно бессонный город. Особенно с одиннадцатого этажа. Точно так же, как в ночном Лондоне, горят огни и светлячками бегут машины. Она опустилась в одно из кресел — оно приветливо скрипнуло своими уютно переплетенными ротанговыми лозами — и откинулась на спинку. И сразу оказалась с небом наедине — от всего остального мира ее отгораживал парапет лоджии и живые изгороди вьющихся растений — по сторонам. Только луна и звезды. И все такие большие, важные! Жаль, что я не знаю, как они называются, подумала Нора. В Лондоне звезды совсем скромные, а здесь просто неловко не знать их имен!
Вдруг на соседней лоджии послышались шаги, и ей показалось, что за густотой живой изгороди мелькнула еще одна звездочка. Красноватая и совсем крохотная! И вместе со звуком шагов начала передвигаться по лоджии. Нора потянула носом, но не услышала табака, хотя и без того было ясно, что это никакая не звездочка, а всего лишь сигарета ее соседа или соседки.
Естественно, она тут же подумала об Оскаре. Что она станет делать дальше? Оскар ведь на днях будет здесь…
Накануне он представлял новую переводчицу своим сотрудникам, шутил что-то по поводу того, что переманил суперспециалиста из кармовской «Кармы», потом какая-то престарелая особа оформляла Нору… Нора была как во сне. Чековая книжка, новенький компьютер, авиабилет в ее руках… Она расписывалась в каких-то бухгалтерских ведомостях… Все произошло так быстро! И потом тоже все происходило стремительно: прямо в самолете симпатяга толстяк юрисконсульт предложил ей, не тратя времени, ознакомиться с документами, которые Норе предстояло переводить уже сегодня, и которые она к вечеру же перевела… Ох, Оскар, Оскар!..
Вряд ли Нора вслух произнесла его имя, но голос Оскара тихо сказал с соседней лоджии:
— Да, Нора, это я.
Она вздрогнула. Темный силуэт и звездочка-сигарета приблизились. Их разделяла лишь живая изгородь.
— Мистер Уильямс? — не очень уверенно спросила она, веря и не веря в чудо.
— Не совсем, — помолчав, ответил он, и красноватая звездочка исчезла.
Нора сглотнула образовавшийся в горле комок, смутно догадываясь, что Оскар подразумевает под этим, и торопливо предположила:
— Мистер Уильямс отправился в Дюссельдорф, а в Афины прилетел Оскар?
— Именно! — В его голосе слышалась улыбка. — Дарлинг, я больше не могу так. Иди сюда!
Он раздвинул плети, цветы, ветки, и она увидела его голову и руки, протянутые к ней. И совершенно отчетливо поняла, что внутри нее уже давно разрастается и раскрывает бутоны точно такая же живая цветущая чаща, но почему она до сих пор сидит в кресле и не спешит к нему?!
— Ну, Норри! Иди скорее!
— Может быть, мы все-таки воспользуемся дверью? — глупо спросила она, наконец-то поднимаясь с кресла.
— Это долго! Целая вечность! — И в следующий миг Оскар по-мальчишески перескочил через темные растения на ее сторону.
А еще через мгновение все эти растения, луна, звезды, небо — все закружилось над ее головой. И уже не было ничего, кроме их двоих — их губ, рук, которые яростно срывали и рвали одежду, их ног, их кожи, которая страшно мешала им слиться, растворившись друг в друге. Из-за этого самый огромный цветок в Норе никак не мог открыть свой бутон. Она стонала от беспомощности и изо всех сил вбирала Оскара в себя. Он помогал, как мог. Но тут цветок дерзко вырвался наружу и, покачиваясь на упругом стебле, начал раскрываться. Все засверкало, закричало!..