Нора очнулась на ковре в номере. Оскар тяжело дышал на ее груди. Он приподнял голову, открыл глаза. Они были мутноватыми и счастливыми. Капельки пота на лбу, на кромке волос. Он улыбнулся и, целуя ее, зашептал:
— Нора! Норри! Моя! Моя! Я люблю тебя!
Идеальный момент, чтобы и мне произнести те же три слова, подумала Нора, но вместо этого заявила жестоко:
— Зря мы это сделали, мистер Уильямс. У вас есть жена. Уходите.
Он отпрянул, расширив глаза. Поволока в них исчезла.
Нора встала на ноги. Ее платье валялось на полпути к лоджии. Она подошла, подняла. Оно было разорвано. Она повертела его в руках, хмыкнула, отшвырнула в сторону. Не придумав ничего лучшего, направилась к кровати, сорвала с нее покрывало и набросила на себя.
Все это время Оскар неподвижно сидел на полу и с непонятной улыбкой, молча наблюдал за ее маневрами. Повисшая тишина и его улыбка раздражали.
— Все кончено, Оскар, — сказала Нора. — Между мною и мистером Уильямсом чисто деловые отношения!
Он по-прежнему не двигался с места и продолжал улыбаться, но теперь вдобавок еще и хмыкал! Это было невыносимо!
— Произошла ошибка, мистер Уильямс. Я приняла вас за Оскара. Клянусь, это больше не повторится!
Он захохотал и сквозь смех спросил:
— Норри, почему? Разве нам так плохо вдвоем?
— Ты женат! — Нора опустилась на кровать и стукнула по ней кулаком. — И вдобавок теперь ты мой босс! И это отвратительно — пользоваться минутной слабостью своей подчиненной!
— Иди сюда. — Он поманил руками. — И поцелуй меня!
— Ты что, не слышал, что я сказала?
— Ну, раз гора не идет к Магомету, придется ему самому идти к горе! — Оскар проворно вскочил с пола и, подсев на кровать к Норе, обнял.
— Прекрати! — Она попыталась вырваться. — Если ты дал мне работу, это еще не повод, чтобы обращаться со мной, как со своей наложницей! У тебя есть жена!
— Нора, ты прекрасно знаешь, что мы разводимся. — Он выпустил ее, забрался с ногами на кровать, уселся по-турецки и добавил весело: — В связи с чем в романтических отношениях между мистером Уильямсом и миссис Доу нет ничего зазорного.
— Ага! В романтических! А кто настаивал на исключительно деловых? Кто говорил, что интересы компании превыше личных? Кто? Мистер Уильямс не помнит?
Он с улыбкой наклонил голову.
— Нора, ну почему ты сама все время забываешь, что я тоже живой человек и не с самым толерантным характером?
Нора поджала губы.
— И, в конце концов, дарлинг, что плохого в том, что интересы компании и мои личные совпадают?
— Твоя жена! — выпалила она. — И твое вранье! Я перестала понимать, когда ты говоришь правду, а когда врешь!
— Да я вообще не вру! Потому что у меня слишком много проблем, чтобы еще тратить память на то, что я соврал и кому!
— Ну-ну. А кто наврал про секретаршу Катаракису? И кто наврал секретарше, что потерял зонт, а не жену?
— Хорошо, Нора. Раз уж тебе сейчас так хочется поговорить именно о Глэдис, поговорим. — Оскар слез с кровати, отыскал на полу свои брюки и, надевая их прямо на голое тело, спросил:
— У тебя найдется чего-нибудь выпить?
— В баре всего полно. Сервис отличный.
— Да, симпатичная гостиница. — Он открыл дверцу бара и поинтересовался, что предпочтет миссис Доу.
— Минеральную воду!
— Прекрасно. И я бы перекурил с твоего позволения.
— Кури, — пожав плечами, сказала Нора.
Оскар расположился возле двери на лоджию.
— Дарлинг, я понимаю твои сомнения, — произнес он, первой же затяжкой уничтожив полсигареты. — Но и ты постарайся понять меня. Хэмпшир был не только моей правой рукой в компании, но и ближайшим другом. И мне очень нелегко расстаться с ним так, в одночасье.
— Но, по-моему, ты собирался говорить о Глэдис!
— Я и рассказываю о ней. Дело в том, что она его жена.
От неожиданности Нора чуть ни выронила стакан с водой.
— Как это? Когда они успели пожениться?
— Давно, Норри. И не только пожениться, но и развестись. Хэмпшир пришел в мою компанию лет шесть назад, в период своего развода, поэтому я никогда не видел его жены, даже не знал, как ее зовут: он никогда не называл ее иначе, как «моя бывшая» или даже «моя бывшая стерва». Но именно это обстоятельство и сблизило нас — я ведь тоже в свое время перенес эту бесконечную унизительную процедуру.
В моем представлении его бывшая была просто крайне стервозной особой по сравнению с матерью моего сына, с которой мы разошлись вполне по-приятельски, испытывая одинаковую неприязнь к судейскому крючкотворству, затягивавшему наше расставание. Супруга же Хэмпшира — при отсутствии детей! — судилась и рядилась с ним ожесточенно. Ее папаша не скупился на адвокатов, и Тони тоже не отставал. Порой было даже странно, с каким упоением он рассказывал мне об очередном заседании суда и о суммах, в которые это удовольствие обходится ему и отцу Глэдис. Может быть, потому, что Хэмпшир юрист сам.