— А что бы вы сделали, если бы машина сломалась там? — спросил дон Андре.
— О, я даже думать об этом не хочу, — быстро сказала Венеция. — Нам не встретилось ни одной машины на всем пути в Гергаль, который был как оазис в пустыне.
— Полное безрассудство, — прокомментировал он. Венеция уже и сама начала думать, что в их путешествии и в самом деле было что-то безрассудное. Дон Андре повернулся к Аннине. — Какую часть разговора ты поняла?
— Не все, дон Андре, — призналась она, — но многое.
— Надеюсь, ты не захочешь последовать примеру сеньориты, — строго сказал дядя. — Это крайне легкомысленно и глупо, и я бы очень не хотел, чтобы женщины моей семьи вели себя так же. — Он говорил по-испански, но Венеция уловила суть по интонации, а также по его лицу, выражающему явное неодобрение, и по нескольким словам, которые поняла. К своему неудовольствию, девушка осознала, что краснеет на глазах у всех. В наступившей тишине, казалось, все чувствуют себя неловко, кроме сеньора.
Конец молчанию тактично положила Аннина:
— Извините, сеньорита, что я так плохо говорить по-английски, что понимать не все из интересной беседы.
Венеция улыбнулась, сразу почувствовав к ней симпатию:
— Я говорю по-испански гораздо хуже. Вообще еле-еле. Это мне надо извиняться.
Даже сеньора, наверное, посчитала, что дон Андре преступил границы, ставя гостью в своем доме в неловкое положение, и она начала расспрашивать Венецию. Что та думает о Гранаде. Будет очень жаль, если она не посмотрит Севилью и Кордову… К Венеции вернулись спокойствие и хладнокровность. Она оживленно и даже занимательно рассказывала об их с Розмари приключениях в Испании. На самом деле так и следовало поступить незваной гостье, но если ее считали плохим примером для трех благовоспитанных сеньорит, то лучше было бы не подчеркивать свою самостоятельность.
После ужина в гостиную принесли кофе, и сеньор выпил с ними одну чашечку, прежде чем извинился и ушел. Венеции показалось, что остальные восприняли его уход как нечто само собой разумеющееся, и она задумалась, случается ли это каждый вечер. Возможно, он уставал от женской болтовни кузины и ее дочерей.
Из вежливости испанки старались говорить по-английски. Но вскоре это потребовало больших усилий, и они все чаще переходили на родной язык. В полночь, которую в замке не считали поздним временем, Венеция извинилась и ушла к себе. Она по-испански сбивчиво объяснила, что очень устала — у нее был длинный день. Девушки сразу встали и попрощались, а Венеция подошла к сеньоре де лос Реес, с легким поклоном пожала ей руку и пожелала спокойной ночи.
Девушка вышла в широкий, выложенный камнем коридор с чувством облегчения. Вечер, хотя и был интересным, утомил ее. Венеции хотелось поскорее лечь в постель.
Когда она подошла к подножию лестницы, рядом открылась дверь и появился сеньор де Аревало.
— А, вы идете спать? — спросил он.
— Si, seсor. Estoy muy cansada. Buenas noches, seсor note 10.
— Я должен принести свои извинения. Мне не следовало говорить перед всеми, что я считаю вас глупой и безрассудной.
— С вашей стороны, конечно, было невежливо говорить это по-испански, думая, что я не понимаю, — мягко согласилась она.
— Я не хотел, чтобы мои юные кузины считали, будто в том, что делала ваша подруга, есть что-то авантюрное, эффектное или романтическое.
— Но это было и авантюрно, и эффектно, и романтично! — воскликнула Венеция. — Я в восторге от поездки!
— Только, пожалуйста, сеньорита, если вы цените мое гостеприимство, не высказывайте это впечатление моим племянницам. Бог знает, как трудно держать их в узде и не допускать на них иностранных влияний.
Венеция с вызовом взглянула на дона Андре. С ее языка готов был сорваться провокационный ответ. Но его темные-темные глаза и непреклонное выражение лица ясно дали понять, что сеньор не настроен его выслушивать. Девушка видела, что он действительно опасается ее вредного влияния на окружающих. Это удивляло Венецию. Она также была обязана ему гостеприимством, как он ей напомнил, — гостеприимством, за которое не могла отплатить.