— Нет, это слишком близко, — ответил я. — Нам всем не мешает побыть в уединении и немножечко пофилософствовать, прежде чем снова сойтись для общей радости. Но я согласен на такое изменение плана. Анри очень любит Виньолет, который в двух шагах, а Эмили нам нужна для различных приготовлений. Пусть она останется здесь, а ты поселишься у сестры вместе с моим сыном.
На этом мы и порешили и, кроме того, условились обедать по воскресеньям все вместе у нас.
Я предполагал, что свадьбе Жака не бывать раньше, чем через шесть недель. Нужно было время, чтобы устроить все дела как по разделу состояния, так и по уступке прав на Нини. Кроме того, мне не хотелось спешить с этим браком еще и потому, что неплохо было бы заняться умственным и нравственным воспитанием барышни де Нив.
Эта задача оказалась несложной. Я решил касаться только деликатных вопросов любви, брака, монастырской отрешенности. Она сохранила некоторые сожаления о монастыре, в котором ее приучили видеть идеал величия и чистоты. Мне пришлось искоренить в ней много ложных понятий о жизни в обществе и в семье. У нее не было, да и не могло быть, серьезных возражений, поскольку не было серьезного образования, и мне пришлось иметь дело только с волнением чувств. Я дал ей понять, что главное применение наших сил и средств должно быть обращено к семье, к воспитанию членов общества, достойных имени людей. Я убеждал ее с уважением относиться к выполнению тех мирских обязанностей, в которых порядочный человек видит свой священный долг, по на которые ее научили смотреть как на предметы жалкие и недостойные. Она слушала с интересом и сочувствием, удивлялась и уверяла меня, что ни один проповедник не волновал и не увлекал ее так, как я.
Наша славная Эмили со своей стороны сообщала ей необходимые сведения. Уже в Виньолет она предлагала ей серьезное чтение, но озабоченная и растревоженная Мари всячески от него отлынивала. На этот раз она была внимательна и послушна. В уме у нее недостатка не было, и надо прямо сказать, что и Мьет с ее спокойной и простой манерой изложения была отличным наставником. Мьет вообще любила делать хорошо все, за что бралась. Из монастыря, куда она вступила крестьянкой, она вышла ученее всех своих подруг и продолжала занятия по возвращении домой. Она советовалась со мной по поводу выбора книг, а прочитав что-нибудь, приходила поговорить со мной о прочитанном, высказывала свои сомнения и просила найти на них ответ. Я убедился, что она читала внимательно и с толком, и удивлялся гармонии мыслей в ее прелестной головке, удивлялся тому, что твердая воля и привычка к строгому исполнению долга ничего в ней не иссушили, ничего не погасили. Я хорошо знал, сколь отличную жену я надеялся вручить сыну, а мадемуазель де Нив, до сих пор ценившая прежде всего ее терпение и доброту, смогла, наконец, постигнуть возвышенные чувства своей подруги. За месяц она узнала столько вещей, что могла, не ссылаясь больше на неведение, высказать свое суждение или свой приговор по самым разным вопросам.
XVI
Когда Мари минул двадцать один год, то есть недели через две после ее переезда к нам, когда все дела были устроены, бумаги подписаны и вошли в силу, когда графиня Алиса в полном удовлетворении уехала провести зиму в Монако, Жак вместе с Анри перебрался в Персмонскую башню. Погода стояла хорошая, камины не дымили, и мы виделись каждый день. Нини пускала кораблики, сделанные искусными пальчиками ее сестры, а жена умудрялась каждый день кормить нас хорошими обедами, не ссорясь при этом с кухаркой. Мьет, не пренебрегая своей обязанностью наставницы, успевала и куропаток жарить, и масло сбивать, когда было нужно. Благодаря врожденной ровности характера она без усилий проявляла слепую покорность, sine qua non[1] отношений с провинциальной свекровью, и та, удовлетворенная в своей справедливой гордости хозяйки, в сущности предоставила Мьет полную власть и признавалась, что спокойствие иногда весьма приятно.
Жак Ормонд, со своей стороны, заметно подпал под влияние Анри, к большой выгоде для себя. Жизнь в Виньолет вдвоем помогла им еще лучше узнать и оценить друг друга.
— Вы только представьте, дядя, — рассказывал мне Жак. — Мы не охотились и не носились по окрестностям. Мы заперлись в Виньолет как два отшельника и только и делали с утра до вечера, что расхаживали по саду и разговаривали. Нашлось столько тем для споров и обсуждения! По правде говоря, мы плохо знали друг друга. Анри считал, что я полностью переродился в утробу. А я, признаться, считал его окончательно превратившимся в мозги. Оказалось, что у обоих есть сердце и что наши сердца понимают друг друга как нельзя лучше. Эмили найдет погреб нетронутым. Мы пили толь ко воду. С первого же дня мы решили, что нам не нужны никакие внешние возбуждения, что дай нам Бог перенести хотя бы те волнения, которые поднялись со дна души.