Я позвала Альберта. Он тотчас же вошёл, как будто стоял за дверью. «Боже, как ты прекрасна!», — только и смог вымолвить он. Я попросила его затянуть корсет. Пока он занимался этим, я исподволь разглядывала его. Он был одет довольно необычно. Наряд его был скорее средневековым, хотя я плохо разбиралась в мужской одежде того времени. Я спросила его, почему он так странно одет, и где ему удалось раздобыть эту одежду? Может в театре? Он покачал головой: «Нет, дорогая, не в театре, я сшил это на заказ, я очень хотел, чтобы всё прошло необычно, чтобы ты навсегда запомнила венчание. Это платье для тебя и только для тебя. Это не игра, моя милая, и я хочу, чтобы ты это поняла». Потом он снял фату и надел на мои волосы золотую сетку и диадему. «Вот так гораздо лучше», — сказал он, и вытащил откуда-то из комода футляр.
«Возьми, это тебе, открой».
Я открыла, и меня ослепил блеск великолепных бриллиантов. «Это настоящие?», — спросила я. Он усмехнулся: «Ну что ты, конечно, нет. Разве я похож на богача? Хоть замок и достался нам по наследству, мы не так богаты». Не знаю, почему, но это обрадовало меня. Я очень не хотела стать игрушкой или предметом розыгрыша эксцентричного богача. Альберт надел мне на шею колье, я надела серьги, и наряд был завершён. Я снова заглянула в зеркало. На меня смотрела девушка из далёкого прошлого, очень красивая, но это была не я. Альберт казался удовлетворённым моим нарядом. Он взял меня за руку, и мы пошли вниз, к выходу из замка. Я хотела спросить, как мы доберёмся до церкви, но увидела возле ворот тройку вороных коней, впряжённую в карету, и осеклась. Альберт действительно всё продумал, и я больше не сомневалась в серьёзности его намерений. «А где же кучер?», — спросила я. Вместо слов Альберт сам вскочил на подножку и хлестнул кнутом так, что кони заржали и застучали копытами, готовые к скачкам. Он осадил их, слез, открыл дверь кареты и подал мне руку, чтобы я могла зайти внутрь. Потом он закрыл за мной дверцу, и я почувствовала, что карета тронулась. Мы быстро набирали ход. Лошади неслись всё быстрее и быстрее, я слышала только щелчки кнута и голос Альберта, погоняющего лошадей. Думать я ни о чём не могла, свист ветра за окном, казалось, выдувал все мысли. Я немного отодвинула штору, чтобы понять, куда едем. Но за окном мелькали перелески, ночь была чёрной, как шерсть кошки, и я ничего не могла разглядеть. Мне трудно сказать, сколько мы ехали, несколько минут или часов, время перестало для меня существовать.
Но вот, наконец, кони встали, и дверь кареты распахнулась. Альберт подал мне руку, я сошла на землю. «Тебя не укачало, ты выглядишь бледной?», — Альберт заботливо склонился надо мной. Я отрицательно покачала головой и сжала его руку в знак доверия.
Я огляделась. Мы остановились около небольшой часовенки. Я никогда не видела её в наших окрестностях, и подумала, что Альберт увёз меня подальше, чтобы не быть никем замеченным. Часовенка стояла одиноко в поле, окружённая небольшими перелесками. Мы вошли внутрь. Кроме свечей, освещения там не было, да и тех горело очень мало, поэтому всё было погружено во мрак. Освещался только алтарь. На меня опять нахлынул приступ беспричинного страха и нереальности происходящего. Но я крепко держала Альберта за руку, чтобы не потерять связь с миром и не упасть в обморок. Альберт шепнул мне, чтобы я не боялась. Мы медленно подошли к алтарю.
Священника не было. Я начала волноваться. Мысли о розыгрыше снова начали одолевать меня. Мне показалось, что сейчас загорится свет, и толпа молодых бездельников окружит нас и начнёт хохотать и издеваться надо мной. У меня закружилась голова. Но тут я услышала какое-то шуршание, словно кто-то в длинном платье направлялся к нам. В полумраке контуры его расплывались, но я поняла, что это священник. Он подошёл к алтарю и начал читать молитву. Я почему-то видела всё как в тумане и словно сквозь вату слышала голос. Он совершал обряд бракосочетания, и я, как заколдованная, слушала. Иногда мне казалось, что черты священника исчезают, и голос доносится словно ниоткуда. Но внезапно голос затих, и священник исчез. А я обнаружила себя в объятиях Альберта. «Ну, вот и всё, дорогая» — прошептал он, — «поедем домой».