Под воздействием благородного гнева Зигфрид развил совершенно невозможную скорость, проскочил больше половины узкой винтовой лестницы в левом крыле, споткнулся о высокую ступеньку, сделал несколько сложных кульбитов в надежде сохранить равновесие, но в итоге упал, растянулся, стал съезжать вниз и стукнулся лбом о несколько крутых ступеней, прежде чем Пауль исхитрился поймать его и уберечь от множественных переломов…
7. Охота на ведьм
Ужас! Хотя голова Зиги не была разбита, но из аристократично вырезанной ноздри стекала тоненькая струйка крови, он перестал дышать, а его шея, на которой офицер Ратт неумело попытался отыскать пульс, была холодной как мрамор! Сопоставив все эти безрадостные факты, Пауль завопил на весь Замок не хуже оперного премьера:
— Фройлян Доктор! Герр Библиотекарь! Штандартенфюрер! Кто-нибудь!!!
— Что стряслось? — из дверей кабинета высунулось недовольное лицо библиотекаря, а снизу по лестнице спешил Шеф Кольбах.
— Штурмбанфюрер фон Клейст убился! Он поскользнулся на лестнице, упал и расшиб голову! — Пауль перепуганно перевернул холодное бездыханное тело.
— Полагаете, это веская причина, чтобы нарушать тишину в частных владениях? — возмутился герр Библиотекарь. — Вы еще ответите за несанкционированное вторжение!
Шеф умело провел рукой по виску Зиги и, оттянув веко, заглянул в глаз.
— Он жив, но, боюсь, ему потребуется доктор…
Доктор — наверху… Я там видел доктора Шталь, — с надеждой сообщил Пауль.
Вместе с Шефом они втащили травмированного Зиги наверх и уложили на кожаный диван, напрочь игнорируя бурные протесты библиотекаря.
— А где же фройлян Доктор? — Пауль недоуменно обвел взглядом совершенно пустую комнату, остановившись на слишком неуместной в классическом интерьере горке дамской одежды, увенчанной кружевным бельем.
— Милое дитя, — снисходительно-презрительным тоном обратился к Паулю герр фон Штерн и принялся разглядывать его, вооружившись золотым пенсне на черном шнурке. Серые острые глаза впились в Пауля, как глаза коллекционера в редкую марку или засушенную бабочку. Герр Библиотекарь смотрел сверху вниз — высокий и сухопарый, с прямым, украшенным благородной горбинкой носом, седыми, но все еще густыми волосами и профессорской бородкой клинышком, отчасти скрывающей глубокие морщины. Несмотря на все свое показное величие, библиотекарь все же был человеком очень и очень преклонного возраста и в силу этого имел полное моральное право использовать обращение «дитя» по отношению к гауптштурмфюреру СС…
— Бедное дитя, — повторил библиотекарь. — Кто внушил вам странную мысль считать эту молодую даму доктором медицины?
— Действительно, уважаемый библиотекарь фон Штерн, куда вы спрятали от нас эту молодую даму? — сухо поинтересовался Кольбах, сохраняя незаинтересованное выражение лица, и двумя пальцами высоко поднял лежавший на полу черный кружевной пояс от чулок, помахал им на уровне пенсне библиотекаря и отшвырнул в горку прочей женской одежды.
— Спрятал? — библиотекарь недоуменно оглянулся: видимо, только сейчас обратил внимание на отсутствие фройлян в комнате, нетерпеливо заглянул за громоздкий шкаф, потом подошел к окну, убедился, что оно заперто, удивленно поднял брови и хотел что-то сказать. Но не успел…
Зигфрид несколько раз конвульсивно вздрогнул на диване, открыл глаза, уперся стеклянным взглядом в потолок и забормотал:
— Я там и тогда — среди мрака и ужаса, грохота и хаоса… У моих ног лежит прах Рейха… Я вижу, как стынут трупы солдат Фюрера, заметенные снегом… Я слышу, как бомбы падают на Дрезден… — лицо Зиги оставалось неподвижным и бесстрастным. Он почти не открывал рта, но его богатый обертонами оперный голос раздавался со всех сторон, окутывая всех присутствующих вязким коконом. С каждой фразой голос становился все громче и уверенней, а звуки внешнего мира стихали, уступая дорогу его мощи. Скованные ужасом от картин, что рисовал голос, замолкли птицы, не шуршала трава, улегся, будто от испуга, ветер.
У Пауля волосы встали дыбом, холодок побежал за ворот, парализуя сознание, а в кончики пальцев впилось множество ледяных игл:
— Я слышу, как русские танки грохочут по нашим столетним мостовым… Я ощущаю, как арийская кровь струится по ступеням Рейхстага… Я вижу: над ним красное знамя… Я наблюдаю тот страшный суд… Я знаю, как каменная стена разрежет Германию надвое — на многие годы… Но когда она упадет, останется только прах… Прах тысячелетнего Рейха! — Зигфрид замолчал, несколько раз моргнул, его взгляд стал чуть-чуть более осмысленным. Он усталым шепотом добавил: — Я не хочу видеть этого снова — я не хочу дожить до этого кошмара… Я хочу умереть прямо сейчас… Здесь, в моем родовом Замке… — и в подтверждение серьезности означенного намерения снова закрыл глаза. Если хоть треть из видений штурмбанфюрера когда-нибудь осуществится, Пауль тоже предпочел бы улечься рядом — пусть даже просто на пол*— и умереть прямо сейчас!