Она пыталась понять, но не нашла ответа.
— Понятия не имею.
В одно ослепительное мгновение волна пламени обожгла руки.
— Отойди, маленькая волшебница.
Люция отступила.
— Что ты собираешься делать?
— Смотри и увидишь, — глаза Каяна стали ярко-синими.
Прежде, чем она выдавила из себя хотя бы пару слов, он повернулся к камню, покрытому мхом, бросил в него пламя и обернул его магией огня. Мог сгорел за мгновение, трава вокруг камня почернела. Глубоко встревоженная, Люция смотрела, как разрушалось это прекрасное место, но молчала.
Янтарный огонь Каяна стал голубым, а после ярко, ослепительно белым.
Люция никогда прежде не видела белого пламени, но поняла, что он столь сильно палит, чтобы превратить за секунду твёрдый камень в пузырящуюся лаву. Камень таял, как ледяная скульптура посреди лета.
Каян погасил огонь. Лава светилась оранжевым ореолом, а под скалою был какой-то странный предмет.
Люция вытянула шею, чтобы посмотреть, ожидала увидеть ещё одно каменное колесо. Вместо этого она увидела лишь монолит, зубчатый и кристальный — фиолетовый, темнеющий к кончикам.
Монолит окружил их потусторонним светом, словно магический костёр. Люция чувствовала тепло магии, чистой и пульсирующей жизни, что исходила от кристалла.
Она посмотрела вниз в ошеломлении, увидев, что её аметистовое кольцо стало светиться таким же светом.
— Это первый вход, — прошептал Каян, прижав руку к поверхности кристалла. — Он может привести к ещё более тайным, более секретным местам, чем Убежище. Они скрыты из-за его власти. Какой опасный секрет мы раскрыли… — он улыбнулся Люции. — А теперь ещё более опасный, потому что его нашли мы. Скажи, что ты можешь сейчас сделать, маленькая волшебница?
Люция осторожно прикоснулась к кристаллу и ахнула.
Это было то же ощущение, что и тогда, когда она забирала магию Миленьи. Тепло, свечение, голод.
Она знала, что могла забрать столько магии из этого кристалла, чтобы за секунду вытащить Тимофея из его безопасного Убежища.
И могла убить его так же быстро.
— Я могу получить его магию, — сказала она. — Выпить Тимофея. Это то, что мы искали.
Губы Каяна растянулись в улыбке, и он рассмеялся.
— Это прекрасно! Ты станешь богиней, моя маленькая волшебница! Ты будешь стоять на моей стороне, и мы сожжём все слабости этого мира!
— Как лесной пожар, — прошептала она, вспомнив урок из своего прошлого. Несмотря на все разрушения, что они причиняли, лесные пожары позволяли начать новую жизнь, заставляя старую отступить.
— Да, как лесной пожар. Когда Убежище пропадёт, мы восстановим этот мир, сделаем его таким, как было в начале.
— В начале? — спросила она.
Он сжал её подбородок.
— В самом начале. Надо терпение, но оно есть. Мы создадим идеальный мир.
Она попыталась сохранить улыбку на лице, но почувствовала, что шатается.
— Я думала, ты хотел лишь убить Тимофея, чтобы он больше не запер тебя.
— Это только первый шаг моего плана революции.
Её дыхание стало сбивчивым.
— Ты говоришь, что уверен, будто мир — это один лес, который надо сжечь, чтобы проросла новая жизнь?
— В точку. Это к лучшему, — улыбка Каяна погасла, и теперь он внимательно смотрел на неё. — Не стоит волноваться, маленькая волшебница. С магией, такой сильной и чистой, как эта, — он посмотрел на монолит, — ты станешь бессмертной, как и те, что считают, будто могут меня контролировать.
— Но не надо, чтобы твои братья и сёстры присутствовали при этом?
— Им лучше там, где они сейчас. Лучше сначала я буду контролировать всё один. Скоро мы воссоединимся, — его широкая улыбка вернулась. — Призывай Тимофея, маленькая волшебница! Я целую вечность ждал этого!
Тимофей знал об этом плане Каяна. Должен. Но он не сказал ей об этом ни слова не. Не то чтобы она поверила ему, если б сказал… Поэтому он промолчал, чтобы она поняла всё сама.
На скале, в ночь смерти Алексиуса, после того, как она убила Миленью, Люция чувствовала боль, предательство, такое сильное, что не хотела ничего, кроме причинить боль другим. Ей не оставалось жить, и она не заботилась о том, кто умрёт с нею.
Люция хотела видеть, как мир горит.
Теперь, из-за Каяна, это случится.
— Нет, — тихо сказала она.
— Прости, что ты сказала?
— Я сказала нет.
— Нет? Что, нет? Тебе плохо? Тебе надо отдохнуть, прежде чем мы начнём?
Она посмотрела в его янтарные глаза.
— Я не помогу тебе, Каян.
Каян нахмурился, морщины прорезали его лоб, глаза осветились жаром.
— Но ты обещала.