– Спасибо, – бормочу я, отводя взгляд. – Но ты мне льстишь. Смотри, как топорщится юбка.
– И пусть. Меньше лоска! Я всего лишь хочу сказать, что Тейлору понравится.
Тейлор приезжает на пять минут раньше. Мы садимся в его желтый «датсун» и выруливаем с подъездной дорожки. Прежде чем выехать на шоссе, нам приходится остановиться, чтобы Дилан купила кофе, а потом, когда мы наконец проезжаем мост и находим место для парковки в Мишн, мы заходим в кафе «Долорес-парк» и берем еще. На этот раз мы с Тейлором присоединяемся к ней, и он настаивает, что заплатит за всех.
– Какой джентльмен, – ухмыляется Дилан.
Он поворачивается ко мне.
– Кейтлин, ты слышала? Она назвала меня джентльменом.
Бариста называет имя Тейлора. Я беру свой кофе и подхожу к бару, чтобы досыпать сахара в надежде, что сладость сделает его не таким горьким, как макиато, который я пила с Дилан и Мэдди.
– Кейтлин? – слышу я мужской голос, но это не Тейлор. Я оборачиваюсь.
Дэйви и Аманда стоят совсем рядом со стаканами кофе. Дэйви отпустил бороду как у Линкольна, без усов. Аманда коротко подстриглась. Меня слегка мутит. У меня шумит в голове.
– Боже мой, – ахает Аманда. – Кейтлин!
Она делает крошечный шажок ко мне, но останавливается. Раньше они обнимали меня при встрече, и теперь пространство между нами кажется бесконечно огромным.
– Привет, – выдавливаю я.
Похоже, они потрясены не меньше меня. Аманда выглядит так, словно вот-вот расплачется. Дэйви стоит неподвижно, как будто в шоке.
– С ума сойти, – наконец говорит он. – Ты выглядишь… – Он осекается.
– Ты такая взрослая, – говорит Аманда.
Дэйви наконец оживает, протягивает руку и быстро, легко касается моего плеча.
– Прости, – говорит он. – Тяжелое было время, да? Но, черт, как же я рад тебя видеть. Это твои друзья? – Он кивает на окно, где Дилан и Тейлор болтают, прислонившись к фонарному столбу.
Я не знаю, что сказать. Как мне сказать «да», чтобы они не подумали, что я совсем забыла про Ингрид? Но по-другому я ответить не могу.
– Угу.
Кажется, они не сердятся.
– Какими судьбами в городе? – спрашивает Аманда.
– Мы идем в театр.
– Заходи как-нибудь в гости.
– Хорошо, – говорю я неуверенно.
– Мы будем ждать, – дружелюбно говорит Дэйви.
– Ага, – говорю я. – Как-нибудь зайду.
Я не знаю, как завершить этот разговор, и они, кажется, тоже. Я делаю шажок назад, к двери.
– Я до сих пор слушаю кассету, которую ты мне записал. Каждый день.
– Серьезно? – спрашивает Дэйви.
– Ага.
Я смотрю на Аманду.
– И диск с «Кьюр» слушаю почти каждый вечер.
Она улыбается.
– Ну, – говорю я, – меня ждут друзья, так что я, наверное…
Они синхронно кивают.
– Хорошего вечера, – говорит Дэйви, и я выхожу на улицу.
По словам Дилан, театральный коллектив школы «Долорес» хорошо известен в городе. Несколько лет назад он получил грант от состоятельной бывшей актрисы, проживающей в роскошном особняке в Пасифик-Хайтс, и потратил деньги на строительство театра на месте старого фитнес-центра. Едва я вхожу внутрь, как становится понятно, что это не обычная школьная постановка в моем понимании этого слова. Меня окружает множество красиво одетых людей. Женщина у входа раздает программки. Я открываю свою и нахожу фотографию Мэдди – она выглядит серьезно и элегантно и внимательно смотрит в камеру.
Я показываю ее Тейлору.
Дилан улыбается.
– Она очень милая, – говорит ей Тейлор.
Дилан сияет как начищенный пятак.
– Я знаю, – мурлычет она.
Мы находим три свободных места в третьем ряду. Я сажусь между Дилан и Тейлором. Когда зал почти заполняется, я вижу, как внутрь входят друзья Дилан, с которыми мы встречались в парке.
– Смотри, – говорю я ей. Она видит их и машет рукой, но не встает. Она остается со мной и Тейлором, и я радуюсь этому и с трудом могу смириться с тем, как это естественно – сидеть между ними и ждать, когда погаснет свет и поднимется занавес.
Я продолжаю изучать программку и понимаю, что знаю актера, который играет Ромео.
– Слушай, – говорю я Дилан, указывая на фотографию, – это же твой друг, да? Тот, что был влюблен в официантку.
– Ага, – говорит Дилан. – Он тоже хороший актер.
Звонит колокол, зрители замолкают, и в зале гаснет свет. Занавес с шорохом поднимается, и свет софитов выхватывает трех людей на сцене.
Они начинают хором: «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья…»[3]