— Не надо, — тихо шепчет она.
— Адель, — говорит он строго, — ментальное насилие запрещено Кодексом. Это серьезно. Это касается даже короля.
Он все видит, конечно же.
Но если кто-то узнает, ее отправят домой.
— Не надо, пожалуйста! Я разрешила сама. Он… он сказал — только посмотреть. Ничего не было… просто…
— Поэтому ты вся дрожишь? Потому, что ничего не было?
— Ничего… я просто… я испугалась.
И сейчас ей так же страшно.
Если станет известно всем… Лучше умереть! Она не вынесет.
— Тебе нечего бояться. Посиди здесь, хорошо?
Сейчас он уйдет. Что будет?
Адель изо всех сил пытается взять себя в руки.
— Нет! — она успевает схватить его, едва ли не повиснуть на нем, не пустить. — Не надо! Если кто-то узнает, я просто умру! Пожалуйста, не надо! Я согласилась сама! Я просто… Если узнают…
Это так страшно. Она больше никогда не сможет смотреть людям в глаза.
Ее будут презирать.
— Никто не узнает, — спокойно говорит он. — Я просто тихо, чисто по-мужски, набью ему морду. Ментально. Без лишнего шума. Если спросят, скажу — из своих личных побуждений, у меня их достаточно.
Он смотрит ей в глаза. И что-то происходит.
— Вы шутите, милорд? — Адель не может поверить, но вдруг, совершенно необъяснимо, становится легче.
— Нет, совсем не шучу. Ты… Вы не волнуйтесь, Адель, я понимаю, что делаю.
— Но ведь он король!
— Это ничего не меняет.
— Но он… ваш отец, милорд.
— Есть вещи, которые нельзя прощать никому.
Так спокойно и твердо.
Она все еще держит его, вцепившись в руку. Йоан хмурится.
— Не надо, — говорит она почти спокойно. — Это не насилие. Это договор. Я согласилась сама, позволила заглянуть в свое сознание. Сама, понимаете. А потом испугалась.
— Или вы соглашаетесь, или вас выставят домой?
Холод в его глазах.
Такой холод требует прямоты.
— Да, — говорит Адель. — Это мой выбор. Я хочу выйти за Роналда. Любой ценой.
Он молчит.
Смотрит на нее, неподвижно. И холод сменяется усталостью.
— Не надо, — Адель почти окончательно берет себя в руки. — Ничего страшного не произошло. Я просто была не готова. Я очень благодарна вам, милорд, за поддержку, очень ценю вашу помощь, но не нужно ничего. Это мой выбор. Простите…
— Хорошо, — говорит он, наконец. — Но если будет нужна помощь, обращайтесь.
Адель кивает, оглядывается.
— Спасибо.
— Вы знаете, что вы у меня в спальне? — чуть улыбаясь, говорит он.
И Адель краснеет.
— Нет. Простите… Я немного заблудилась, а потом мне стало плохо. Дверь была открыта.
Уши горят.
— Ничего страшного, — теперь он улыбается уже совсем по-настоящему, так тепло. — Говорят, Моров ведет судьба, нужно только довериться. Хотите, я провожу вас, покажу дорогу, чтобы вы не потерялись снова? А то вдруг вас занесет в спальню к Роналду.
Он смеется над ней, но от чего-то это не обидно, просто немного страшно.
— Не занесет, — Адель зажмуривается на мгновение. — Мне было плохо, но уже все прошло.
— Вы знаете, куда идти?
Очень хочется отказаться.
Но глядя в его глаза…
— Спасибо, милорд.
— Только для начала, давайте, мы поправим ваше платье, чтобы не сползло снова и выглядело пристойно. Не смущайтесь, я помогу, у вас просто не получится сделать это самой. Я, конечно, могу позвать горничную, но если кто-то посторонний будет зашнуровывать ваше платье у меня в спальне, то могут пойти ненужные сплетни. Слуги тоже любят поболтать.
Хочется возразить, но Адель так и не может найти слов.
Так не должно быть…
Он поворачивает ее к себе спиной. Его пальцы касаются ее плечей, ее кожи… Прикосновения обжигают. Нет, ничего лишнего, только шнуровка. Он чуть распускает, там, где совсем уж криво, и ловко затягивает обратно, так, словно делал это уже много раз.
— Не смущайтесь так, — говорит он тихо. — Это ничего не значит.
— Да у вас опыт…
Этого не стоит говорить, но удержаться невозможно, от пережитого волнения просто трясет и слова лезут сами.
— Да, — говорит он. — Если снимаешь с женщины платье, то потом приходится помогать его надевать. Иначе не честно.
— О-оо… — говорит Адель. Выходит чересчур многозначительно. Какая откровенность. Хочется спросить, часто ли ему приходится снимать платья, но спрашивать такое, конечно, недопустимо.
— О-оо? — фыркает он, передразнивает. — Хотите спросить, много ли у меня было женщин?
— Нет, не хочу, — поспешно говорит она.
— Вот и славно.
Он затягивает, чуть резче, чем стоило бы. Завязывает. И отпускает.