Люк смотрел на Эбби, стараясь различить в темноте выражение ее лица. Больше всего ему хотелось просто обнять ее, но он чувствовал, что Эбби это вряд ли понравится. Ее глаза были полны злобы, а черты искажены болью, которую он ей причинил. Люк не хотел причинять ей боль. Он никогда этого не хотел. Но всегда знал, что рано или поздно это случится.
— В гостинице в Сакраменто никогда не слышали о тебе, Люк. — Она плотнее завернулась в шелковую накидку, стараясь одновременно удержать обеими руками скользящую шаль и убрать с лица прядь белокурых волос, которая все время падала ей на лицо. — Тебя не было там. Ты вообще никогда-никогда не бывал там.
Она нервно засмеялась.
— Я сказала им, что ты всегда останавливаешься у них, когда бываешь в городе. Что я звонила тебе в номер два дня назад. — Ее голубые глаза яростно сузились. — Они решили, что я сумасшедшая.
— Я могу объяснить… — На самом деле Люк не мог ничего объяснить. Но он постарается. Господи, помоги ему, он очень-очень постарается.
Эбби жестом остановила его.
— Когда я приехала домой, то позвонила по номеру, который ты мне оставил, и — о чудо! Мне отвечает телефонистка гостиницы, кстати сказать, женщина с низким, очень сексуальным голосом, и соединяет меня с твоим номером! Забавно, не так ли?
— Эбби, этому всему есть объяснение. — Она ни за что не поверит, если он скажет ей правду, поэтому ему придется сочинить еще одну историю. Срочно.
— Разумеется, есть! — Яростным движением головы она пыталась откинуть непослушный белокурый локон, — который то и дело падал ей на глаза. — Теперь мне все понятно.
Она снова покачнулась, но, когда он попытался удержать ее, быстро отпрянула.
— Не прикасайся ко мне. Мне противно, когда ты до меня дотрагиваешься!
Он вздрогнул, как от удара.
— Ты обманывал меня, Люк. — Он увидел слезы в ее глазах. — Может быть, ты обманывал меня с самого начала. Это так? Ты лгал мне с самого начала?
— Нет, Эбби! — горячо возразил он. — Нет.
Она безнадежно покачала головой.
— Пару месяцев назад Делия Форрестер намекнула, что, когда ты уезжаешь, дела здесь совсем ни при чем. Ты уезжаешь с другими женщинами.
Делия Форрестер. Женщина с острым умом и компьютером вместо сердца. Ей около сорока, ее муж, Фрэнк, на тридцать лет старше ее, и она постоянно проявляет внимание к молодым мужчинам. Включая Люка. Он пресекал ее попытки настолько вежливо, насколько это вообще возможно, но теперь, похоже, она нашла способ ему отомстить.
— Делия Форрестер — подлая сука, и ты это знаешь.
— Но это не значит, что она ошиблась, — возразила Эбби. — Конечно, тогда я с ней спорила. Потому что защищала своего мужа. А теперь я не знаю. Ты действительно мой муж? Я твоя законная жена?
— Ну, разумеется. Господи, да у нас же была свадьба здесь, в этом клубе.
— Это ничего не значит, — сказала она, медленно покачав головой. — Это не значит, что у тебя нет десяти других жен по всей Америке. — Эбби опять пошатнулась и прошипела: — А может, еще парочка в Европе?
— Что? Теперь я еще и двоеженец?
— Почему бы нет? Ты так мастерски врал мне, наверняка у тебя уже был огромный опыт. — Она подошла к нему вплотную, подняла обе руки и изо всей силы обрушила свои маленькие кулаки на его грудь. Но он даже не покачнулся. Шелковая накидка все норовила соскользнуть с ее обнаженных плеч, и она судорожными движениями натягивала ее обратно. — Вся наша жизнь — ложь, Люк. Я не могу верить ни одному твоему слову. Я думаю, что ты не случайно сел рядом в том самолете. Ты подстерегал меня. Чтобы жениться на мне, убедить меня в своей любви, а потом…
Сердце Люка переворачивалось в груди от ее слов, но он знал, что не нужно останавливать ее сейчас. Пусть выскажется. Когда она выплеснет на него все, что мучило ее эти несколько дней, он попробует поговорить с нею. Попробует найти способ оправдаться так, чтобы она услышала все, что хотела, а он скрыл все, что нужно.
Он умирал от боли, глядя, как жена мечется в своем алом платье по темному патио. Он не имел права впутывать ее. Он не имел никакого права мечтать о нормальной семье.
С той минуты, когда он сел рядом с ней в самолете, Люк знал, что она — женщина всей его жизни. Те две недели в Париже дали ему внезапную надежду, что у него может быть обычное человеческое счастье. И вот теперь пришло время убедиться, что это невозможно.
Он настолько боялся потерять ее, что сделал то, чего поклялся никогда не делать, — втянул невинного, ничего не подозревающего человека в свой мир. Но Люк просто не мог ее потерять.