— Знаете, Люба, у меня каждый день начинается с малой войны: между желанием поспать и побриться, — неожиданно признался Каховский. — Чаще побеждает первое.
Люба засмеялась:
— Так вот почему вы такой всегда небритый!
— Ну да, поэтому… — неловко согласился Михаил. — А еще раньше, когда у меня не было экономки, была война с посудой. И чем сильнее я убеждался, что мыть ее все равно придется, да плюс к этому желательно поскорее, тем больше мне не хотелось ее мыть. А вообще-то мне моя небритость нравится… А вам? По-моему, щетина мне идет. Все просто рыдают от восторга…
Люба слегка растерялась.
— Д-да… — пробормотала она. — Мне тоже так кажется… Главное, чтобы Алисе… У меня к вам просьба… Извините…
Вот оно! — стукнуло в набат сердце Каховского. Ну конечно, ей нужны деньги… Интересно, сколько… И для чего это они ей так срочно понадобились… Всем от него нужны только деньги…
— Мама очень скучает без Алисы. И Тёмочку ей тоже очень хочется повидать. А у нее больное сердце… Я не знаю, много ли ей осталось… Пожалуйста, привезите Алису с малышом в Россию хоть на неделю! Мама ведь не может туда поехать, это слишком дорого… Да и я боюсь ее туда одну отпускать…
— Хорошо, — отозвался, помолчав, Михаил. — Я их привезу…
— Спасибо! — обрадовалась Люба. — Я знала, что вы мне не откажете. А что там происходит в Москве?
— Оранжевая революция, — сообщил Каховский.
— В Москве?! — изумилась Люба.
— Ну да… Именно в Москве. На улицах появились оранжевые люди — дворники в такой яркой форме. И сразу расцветили наш блеклый город.
Люба снова засмеялась:
— Когда я говорю с вами, то понимаю, почему сестра выбрала именно вас.
Михаил хотел сказать, что вообще-то совсем не поэтому, но передумал. И правильно. Незачем посвящать родственников жены в его проблемы. А их у него было больше чем достаточно.
— Я хочу тебя познакомить с сестрой, — как-то сказала Алиса.
Каховский снял очки и потер уставшие глаза.
— С сестрой? По-моему, мы с ней знакомы. Очень знакомы…
— Да нет, не с Любой! С Лизой. Это троюродная. Она теперь тоже живет в Англии.
— Добрая старая Англия… — пробормотал Михаил. — Теплый приют для бездомных… Для отказавшихся от родины… А как Тёма?
Сын рос каким-то странным.
В их доме в Лондоне Михаил повесил икону, Спас Нерукотворный, которую когда-то дала ему с собой баба Таня. Он понимал, что сам не христианин в полном смысле этого слова, он — человек, иногда заходящий в церковь. А если мы порой заходим в банк, то это еще не означает, что у нас там огромные вклады.
Но Тёма… Он еще не умел говорить, но Алиса вдруг заметила, что сын часто, даже слишком часто подходит к иконе и начинает с ней о чем-то беседовать на своем непонятом детском языке. Малыш жестикулировал, что-то объяснял Господу, чем-то с Ним делился…
Алиса сначала удивлялась, а потом все рассказала мужу.
Михаил вздрогнул от неожиданности, сразу сжался, съежился, стал еще меньше ростом…
«Баба Таня… — подумал он. — И баба Женя… Это вы сейчас вернулись ко мне… Чтобы таким образом напомнить мне обо всем…»
— Интересно… — пробормотала Алиса, внимательно глядя на уставившегося в пол Каховского. — О чем Тёмка с Ним беседует?..
Едва сын заговорил — а он начал говорить хоть и поздно, зато сразу на двух языках, — Алиса прислушалась к его лепету. И пришла в настоящий ужас. Откуда такие мысли у малыша?!
— Можно я буду Тебе иногда сниться? — спрашивал Тёма. — А ты счастливый? Как Ты живешь? Может, Тебе что надо? Мы можем помочь, у нас все есть…
Позже, когда Тёма подрос, стало еще хуже.
— Милый Боженька, забери меня к себе, здесь так скучно… — жаловался Тёма. И задавал все новые вопросы: — А я сильно позорю Тебя, когда плохо себя веду и никого не слушаюсь? А что мне делать, чтобы все на свете были счастливы?
Но Алису совсем доконало недавно услышанное утешение Тёмы.
— Не бойся, Господи, я всегда с Тобой!.. — бормотал он. — Не бойся…
«Что это?! Откуда?! — в ужасе думала Алиса. — Новое несчастье на мою голову… Не может ведь маленький ребенок, которого никогда не водили в церковь, так говорить и мыслить… Кто-то должен был его научить этому… Кто?!»