— Тогда зачем же вводить Седрика в вашу схему? — спросил Томас.
— Он в нее вписывается. Не целиком, но частично. Так, например, всю серию шуток и розыгрышей они с мисс Оринкорт придумали вместе.
— Боже мой! Но разве папочкина смерть — розыгрыш? Или шутка?
— Косвенной причиной его смерти, возможно, была как раз одна из этих шуток. Та последняя, с летающей коровой. Вероятно, именно она побудила сэра Генри подписать второй вариант завещания.
— Я же ничего этого не знаю, — уныло пробормотал Томас. — И мне непонятно. Я думал, вы просто скажете, что да, убийца — Соня.
— У нас еще недостает одного кусочка мозаики. Без него мы не можем быть полностью в чем-то уверены. И у нас железный закон: пока расследование не кончено, мы не имеем права называть имя подозреваемого никому из заинтересованных лиц.
— А вы не могли бы поступить, как сыщики в романах? Подкинуть мне парочку намеков, а?
Родерик поднял брови и посмотрел на Фокса.
— Даже если я это сделаю, то мои намеки вряд ли вам что-то прояснят, вы же не обладаете информацией в полном объеме.
— О господи! Но все-таки намекните. Уж лучше знать хоть какие-то крохи, чем блуждать в темноте и волноваться неизвестно из-за чего. Да и потом, я не так глуп, как кажется, — добавил он. — Я хороший режиссер, привык анализировать роли и быстро схватываю разные ситуации. Когда я читаю детективные пьесы, то сразу угадываю, кто убийца.
— Ладно, — с сомнением сказал Родерик. — Не знаю, что вам это даст, но перечислю некоторые внешне не связанные между собой факты. Испорченный звонок. У детей стригущий лишай. Анонимные письма написаны на линованной школьной бумаге. Только сэр Седрик и мисс Оринкорт знали, что ваш отец подписал второе завещание. Симптомы отравления мышьяком и то обстоятельство, что мышьяк не обнаружен ни в теле покойного, ни в его микстуре, ни в трупе кота.
— Вы про Карабаса? Он что, тоже часть вашей схемы? Это уж совсем странно. Но продолжайте.
— У Карабаса стала вылезать шерсть, в доме испугались, что у кота стригущий лишай, и его умертвили. Но никакого лишая у Карабаса не было. Лишай был у детей. Им дали лекарство, действующее как депиляторий, однако у них, в отличие от кота, волосы не выпадали. В ночь, когда скончался ваш отец, кот находился в его комнате.
— И папочка, как всегда, налил ему теплого молока. Понятно.
— Остатки молока вылили, термос прокипятили и снова начали им пользоваться. Провести химический анализ было уже невозможно. Теперь о банке с крысиным ядом. Ее содержимое затвердело, как цемент, банку не открывали очень давно.
— Значит, Соня мышьяк в термос не подсыпала?
— По крайней мере не из банки.
— А может быть, и вообще не подсыпала? Или подсыпала, но не мышьяк?
— Похоже, не подсыпала ничего.
— То есть вы считаете, что папочка каким-то образом выпил ядовитое лекарство, которое доктор Уитерс назначил детям от лишая?
— Ответ на этот вопрос даст экспертиза. Сейчас еще неизвестно.
— Но ведь именно Соня привезла лекарство из аптеки. Я же помню, на этот счет был какой-то разговор.
— Да, она привезла его вместе с микстурой для сэра Генри. И оставила оба пузырька в «цветочной комнате». Там в это время была мисс Фенелла, и ушли они оттуда вдвоем.
— И в тот же вечер, — словно ребенок, рвущийся досказать знакомую историю, вступил Томас, — приехал доктор Уитерс, который собственноручно взвесил детей и дал каждому его дозу лекарства. Каролина немного обиделась, потому что раньше доктор говорил, что она вполне справится сама. У нее от этого возникло чувство неуверенности в себе, — задумчиво добавил Томас. — Но доктор заупрямился и не позволил ей даже прикоснуться к лекарству. А потом, как известно, оно не подействовало. Ведь от этого лекарства человек должен стать лысый, как колено, а с детьми ничего не произошло. Лысый, как колено, — повторил Томас и поежился. — А, ну да, как раз это и случилось с папочкой.
Он выпрямился, положил руки на колени и, застыв в этой позе, молчал минут двадцать. Машина уже выехала за пределы Лондона и скользила между скованных морозом полей. Сосредоточившись, Родерик заставил себя опять вспомнить все сначала: долгий и подробный рассказ Агаты, полные восклицательных знаков показания Анкредов, эпизод на кладбище… Агата была уверена, что какая-то очень важная деталь выпала у нее из памяти. Но какая?
Томас по своему обыкновению вдруг мгновенно вышел из транса и нарушил затянувшееся молчание.
— Итак, вы, вероятно, считаете, что его отравили лекарством от лишая и убийца либо Соня, либо кто-то из нашей семьи. Но мы по характеру совсем не кровожадные. Хотя вы сейчас скажете, что многие убийцы в быту очень спокойные и милые люди. Ну хорошо, а каков же тогда мотив убийства? Вы говорите, Седрик знал, что папочка подписал завещание, по которому он лишался почти всего, следовательно, Седрику убийство ничего бы не дало. Милли, с другой стороны, не знала о втором завещании, а первое ее вполне устраивало, так что ей убийство тоже было не нужно. Это же относится и к Дези. Она, конечно, была от завещания не в восторге, но оно ее не слишком удивило и не слишком расстроило. Ну и надеюсь, вы не думаете, что… Ладно, перейдем к Полине, — быстро продолжил он. — Да, вероятно, Полину очень обидело, что и ее, и Поля, и Панталошу вычеркнули из завещания, но ведь то, что папочка говорил за ужином, — правда. Муж оставил Полине значительное состояние, а кроме того, она по натуре человек не мстительный. И я не могу сказать, чтобы Дездемоне, Милли или мне деньги нужны были так уж позарез, равно как и не могу себе представить, чтобы Полина, или Поль, или Фенелла (я совсем забыл про Фенеллу и Джен) были способны убить из мести. Они просто не того типа люди. И наконец, я уверен, что вы нисколько не подозреваете Баркера и горничных.
— Да, их мы не подозреваем, — согласился Родерик.
— А раз так, то получается, что вы должны подозревать кого-то, кому отчаянно нужны были деньги и кто по первому завещанию выгадывал. Ну и, разумеется, этот человек должен был не очень-то любить папочку. Седрик — единственный, кто отвечает всем этим условиям, но он знал о втором завещании, так что опять ничего не сходится.
Завершив этим грустным выводом свои рассуждения, Томас уставился на Родерика, и тот прочитал в его взгляде тревогу и вопрос.
— Вы очень точно все подытожили, — похвалил Родерик.
— Но кто же тогда убийца? — рассеянно произнес Томас и, отведя глаза в сторону, добавил: — Да, конечно, вам известно еще много всяких других фактов, но вы о них не рассказали.
— А теперь и не успею. За той горкой уже Анкретонский лес. Мы остановимся у пивной.
Стоявший у входа в пивную констебль Брим шагнул к машине и открыл дверцу. Лицо у него было багровое от смущения.
— Как дела, Брим? Справились с заданием? — спросил Родерик.
— Если можно так выразиться, то скорее нет, чем да, сэр, — ответил Брим. — Добрый день, мистер Томас.
Родерик уже вылезал из машины, но, услышав ответ Брима, застыл на месте.
— Что?! Ее в пивной нет?
— Обстоятельства, сэр, — невнятно забормотал Брим. — Вмешались неподвластные мне обстоятельства, — и, махнув рукой, он показал на прислоненный к стене велосипед. С оси переднего колеса криво свисала спущенная шина. — Качество резины оставляло желать лучшего, в связи с чем…
— Где она?
— По прибытии на станцию, после того как я пробежал милю с четвертью, я обнару…
— Где она?
— Уже там, — виноватым голосом ответил Брим. — В усадьбе.
— Садитесь в машину, по дороге расскажете.
Брим примостился на откидном сиденье, шофер стал разворачивать машину.
— Гони вовсю! — приказал ему Родерик. — Говорите, Брим.
— Приступив к обеду в данной пивной, я получил по телефону указание от начальника участка в Камбер-Кросс и ровно в одиннадцать пятьдесят выехал на велосипеде в направлении железнодорожной станции Анкретон-Холт.
— Хорошо, понятно, — перебил Фокс. — И у вас спустило колесо.
— Да, сэр, в одиннадцать пятьдесят одну. Я осмотрел поврежденную шину и пришел к выводу, что дальнейшее продвижение на велосипеде невозможно. В связи с чем побежал бегом.