— Ничего. Лучшего ожидать не приходится. Думаю, прежде чем мы подойдем поближе, надо сделать фотографии. Вперед, Бейли. Вы уж постарайтесь. Сначала снимите тело так, как есть, потом откройте его и снова сфотографируйте. Со всеми подробностями, а то дождь все смоет до утра. Хотя, кажется, скоро развиднеется.
Они вслушались: в зарослях капли падали с мокрых деревьев, но дождь перестал барабанить, и к тому времени, когда Бейли установил свой аппарат, белесая луна снова осветила долину.
Когда Бейли, пользуясь вспышкой, закончил фотографировать место преступления и прикрытое брезентом тело, он снял брезент и снова сфотографировал труп с разных точек, сперва с твидовой шляпой на лице, а потом — без нее. Отдельно он сфотографировал лицо полковника Картаретта, и при свете магния сверкнули в ночи его поднятые брови и поджатые губы. Только когда все это было сделано, Аллейн, осторожно ступая, подошел ближе, наклонился над телом и осветил своим фонарем рану.
— Рану нанесли острым орудием? — спросил Фокс.
— Да, — кивнул Аллейн. — Конечно, рана глубокая. Но можно ли нанести ее острым орудием, дружище Фокс? Не стоит гадать, пока не узнаем, чем его убили.
Он перевел фонарь с лица полковника на что-то, серебристо блеснувшее в траве рядом, у самой реки.
— А это и есть Старушенция? — шепнул он.
Главный констебль и сержант Олифант в знак подтверждения дружно закивали. Свет фонаря переместился на сведенные вместе руки полковника. В одной из них он сжимал пучок травы.
— Трава срезана, — сказал Аллейн. — Он хотел завернуть в нее форель. Вот нож, а вот корзина для рыбы.
— Мы тоже так подумали, сэр, — согласился сержант.
— Вот так рыбина! — сказал главный констебль, и в голосе его невольно прозвучали нотки зависти.
Аллейн спросил:
— Как выглядело это место перед дождем?
— Как видите, сэр, — заговорил сержант, — тут по большей части галька. В ивняке ничего не видно — там земля совсем сухая. На берегу, где он ловил рыбу, почва мягче, и мы вроде бы нашли там следы покойного и еще пару отпечатков на почве, рядом с тем местом, где он упал, но больше я ничего не обнаружил, да мы и не особенно искали, чтобы не затоптать то немногое, что сохранилось.
— И правильно. Пойдет еще дождь до утра?
Трое местных полицейских вышли на открытое пространство и посмотрели на небо.
— Полагаю, что нет, сэр, — сказал сержант.
— Прояснилось, — согласился с ним басовитый констебль.
— Небо чистое, — произнес сэр Джеймс Панстон.
— Тогда снова закройте тело, сержант, и оставьте здесь пост до утра. Есть у нас какие-нибудь подсказки насчет времени убийства? Кто-нибудь проходил этой дорогой?
— Сестра Кеттл, сэр, она его и нашла. Потом с ней пришел сюда молодой доктор Лакландер, чтобы осмотреть труп. Он говорил, что немного раньше шел через долину и переходил через мост. Больше мы ни с кем не беседовали.
— Глубокая здесь река? — спросил Аллейн.
— Футов пять будет, — сказал сержант Олифант.
— Вот как? Тело лежит на правом боку, почти параллельно течению реки и лицом к ней. Футах в двух от края берега. Голова — по течению, ноги — в сторону моста. Рыба лежит у самой воды, рядом с пучком травы, которую убитый срезал, чтобы завернуть свой улов. Рана — на левом виске. Я полагаю, что он сидел на корточках в двух футах от воды и собирался завернуть рыбу в траву. Если, как указывают отпечатки у его ног, в этом положении ему был нанесен удар и он упал так, как лежит сейчас, должно было случиться одно из двух, не так ли, дружище Фокс?
— Либо, — флегматично произнес Фокс, — его повалил на землю левша, стоявший у него за спиной, либо правша, стоявший перед ним, причем на расстоянии не менее трех футов.
— Но в таком случае нападающий, — сказал Аллейн, — должен был находиться на поверхности реки, примерно в двенадцати дюймах от берега. Что звучит не так уж глупо, как может показаться! Хорошо, продолжим. Что у нас дальше?
Главный констебль, который до этого слушал молча, теперь сказал:
— Насколько я понимаю, в Хаммере вас ждет целая толпа возможных свидетелей. Хаммер — это дом Картаретта на Уоттс-хилл. Если вы не против, Аллейн, я с вами не пойду. Делать мне там нечего. Когда я вам понадоблюсь — я буду в пяти милях от вас, в Тарретсе. Я, конечно, буду счастлив помочь, но вы, разумеется, сами предпочтете, чтобы вас оставили в покое. Сужу по себе. Кстати, в «Мальчишке и Осле» предупреждены, что вам, вероятно, понадобятся места, чтобы провести там остаток ночи. Ваша комната — у лестницы. Если вы оставите записку, вам подадут завтрак. Спокойной ночи.