И не будет ему покоя…
— Надира!
Девчонка больше не подвывает, сидит у камня, теребя в руках рюкзак, и смотрит на седого.
— Надира…
И в этот момент грохочет взрыв.
Именно грохочет — потому что чудовищной силы, — и кажется даже, что огромный камень, за которым укрылись путешественники, подпрыгнул, на мгновение зависнув в воздухе.
Бронированный трактор, который только что был пусть и ненастоящим, но всё же «Выпекателем», разлетается на куски, и его обломки засыпают окрестности… Нет. Сначала гремят ещё два взрыва: боекомплект и силовой блок, и уж затем летят обломки… Или куски железа появились раньше? Теперь не скажешь, потому что ещё после первого взрыва Хаким и Надира благоразумно упали на землю, закрыли головы руками и пролежали так до тех пор, пока с неба не перестало сваливаться подброшенное в него железо.
— Пулю поймал? — осведомился Визирь, разглядывая перевязывающего себя Хакима.
— Ага.
Несмотря на то что ему приходилось действовать одной рукой, Тредер накладывал повязку с необычайной ловкостью, и это выдавало опытного медика.
— Крови много потерял?
— В тебя встроен медицинский сканер?
— Да.
— Посмотри, нет ли заражения.
— Сейчас…
Управление приборами Гарик вывел на защищённую панель в левом предплечье, из которой при необходимости появлялся сенсорный голографический монитор. Однако сейчас комби не стал возиться с его активизацией, а вывел информацию на искусственный глаз.
— Пока всё в порядке. Признаков заражения нет.
— Вот и хорошо. — Седой закончил с перевязкой и прищурился на багги. — Мы крепко попали на время?
— Не очень крепко, — не стал врать разведчик. — Через Рагульские Утёсы проезда нет, нам всё равно пришлось бы оставить машину километров через восемь.
— А как потом — обратно?
— На своих двоих! — фыркнул Визирь. — Можно подумать, это мой первый погибший багги.
— То есть всё в порядке?
— Абсолютно, — подтвердил комби и замер, уставившись на девчонку: Надира отыскала в пыли и каменной крошке оторванную руку соборника и теперь сгибала и разгибала на ней пальцы, напевая что-то себе под нос.
«Прошло всего несколько месяцев после Времени Света… А может, несколько недель? А может, и вовсе считаные дни… В общем, едва пережив самую страшную в истории человечества катастрофу, мы принялись врать о своем прошлом. Все мы, без исключения: падлы и папаши, фермеры и егеря, торговцы, механики, бармены, проститутки, военные, калеки, нищие и баши — мы все рассказывали, что в прошлой, довоенной, счастливой жизни были миллионерами или аристократами, знаменитыми артистами или спортсменами, куртизанками, которых жаждали богатейшие шейхи, или бесстрашными капитанами космических яхт.
В своих рассказах мы становились теми, кем грезили.
Мы знали, что врём и что слушаем враньё, но продолжали рассказывать и даже верить в то, что слышим и говорим. Потому что с помощью лжи о прошлом мы хоть на время расставались с поганым настоящим…
Ложь стала для нас обыденностью.
В Зандре очень мало честности. Очень мало искренности.
Впрочем… в Зандре много чего не хватает».
— Я до сих пор скучаю по мороженому, — произнес Хаким. Он не отрываясь смотрел на маленький костерок, а фразу сопроводил сентиментальной улыбкой. Как будто вспомнил нечто необыкновенно доброе, мягкое, согревающее даже сейчас, после кошмара Времени Света и всей грязи Зандра. — В некоторых городах его снова делают, но настоящего московского пломбира я, наверное, никогда не попробую. Боюсь, его секрет утерян.
— Мы много чего потеряли, — заметил Визирь. И пыхнул трубкой.
— По чему скучаешь ты?
— По чистоте, — помедлив, ответил комби. — Я часто мыл руки, хотя бы раз в день принимал душ и до сих пор не привык к ощущению грязи. Не люблю его. Оно мне противно. Как запах давно не мытого тела… Моего и… И всех вокруг. Я скучаю по чистоте.
— А я принюхался, — хмыкнул Тредер.
— Знаю.
— Кажется, ты меня только что оскорбил.
— Зандр грязен, — пожал плечами Визирь. — Вода сейчас — огромная ценность, поэтому Зандр грязен. И вонюч. Это надо просто принять.
— Ты принял?
— Да. Но я скучаю.
Путешествие по Рагульским Утёсам заняло двенадцать дней, и Гарик сказал, что получилось хорошо: не так быстро, как бывало обычно, то есть в одиночку, но и не так медленно, как он ожидал, когда его спутниками стали пожилой мужчина и полусумасшедшая девушка. Двенадцать дней по ущельям, узеньким карнизам и перевалам, без тропинок и каких-либо опознавательных знаков на маршруте, руководствуясь лишь памятью и знаниями разведчика.