— А зачем тебе, князь, эта нежить понадобилась? Живи себе спокойно, и не тяни к себе беду…
— Да она вроде как уже пришла, — беда-то, вот и эльфы говорят, что Изъевию больше негде такой помощи темной взять, как в Плавающем замке…
Домовой посмотрел исподлобья и пробубнил:
— Ну, так и пусть себе, его же Ю рвет за то на части…
— Как это… на части? — ухватился за странные слова Свей. — Изъевий что ж, тоже нежить? Как можно живого — на части?
Дундарий вздохнул протяжно. Не хотелось ему об этом говорить. Не хотелось называть имен запретных, которые сами по себе сродни заклятию, призывающему темную силу. Взглянув с осуждением на Свея, и, поняв, что тот сам немногое знает, он все-таки произнес:
— Нет… Изъевий — оборотень… А Ю… Доколь ты не узришь узора на крыльях большого Махаона, все ничего… Своим страхолюдным ликом он приманивает взор всякого к себе, заморачивает его, ну и мысль, значить, начинает истекать из замороченного белой нитью, а Махаон плетет из нее себе куколку… Иногда он лишь заберет то, что ему нужно… Но плохо, если куколка будет готова, то замороченный в полной его власти. Думаю, что Изъевий в полной его власти, и зря он думает, что сможет оторваться от Ю…
Дверь бесшумно приоткрылась, и гномица Агата невозмутимо прошествовала прямо к столу. Свей с Дундарием замолчали. Ее белый чепец проплыл перед столом. Поднявшись на цыпочки, она оглядела присутствующих и достала из-за белого фартука серебрянную, почерневшую от времени, бутылочку. Сурово сдвинув брови, Агата с усилием вытянула застрявшую было пробку и вдруг плеснула куда-то за стул Свея заговоренной водицей… И еще раз…
— Да будет тебе! — шикнул на нее Дундарий, он видел, как тень Завеи будто смялась на глазах и стала пропадать. — Тоже мне, охотник за привидениями!
Агата, нисколько не изменившись в лице, ответила ему с достоинством:
— А ты сидеть, старый пентюх, призраками обвешаться! Надо тебе они?!
— Да иди, иди, ненашенская ты, откуда тебе знать, зачем мне привидения! — закричал возмущенный тем, что кто-то разузнал о его встречах, Дундарий, — с кем мне еще потолковать-то старому, больному домовому? Схлоп и тот нос воротит… Как сходил к драконам, так и зазнался, сидит у себя на опушке там! — вопил он возмущенно, словно призывая в свидетели Свея, который быстро рассовывал по карманам пироги да куски запеченого мяса. — А что ты энто делаешь, князь?! Нет, погодь! Погодь, говорю!
Но Свей уже встал во весь свой немалый рост и обернулся к гномице. Улыбнувшись ей, он проговорил, продолжая засовывать кусок пирога, завернутый в рушник, за пазуху:
— Знаю, Агата, много лет служила ты моему деду верой и правдой… Не поможешь ли и мне, его внуку? Не знаешь ли ты, как одолеть Большого Махаона? — и, подумав, добавил, — мастера Ю…
Агата уже подходила к двери, когда князь заговорил с ней, и, сильно удивившись, обернулась. Постепенно ее сморщенное лицо вытягивалось все сильнее.
— Ты два раз назвать запретное имя… Он услышать тебя, — наконец, зло прошипела она, — никогда не называть неназываемый…
Агата поводила вытаращенными глазами, ища любое волнение воздуха или складки на шторах, или теней на полу или стенах, но ничто не вызвало ее подозрения. Она вздохнула свободнее, словно до этого кто-то сдавил ей глотку, а теперь отпустил… Ложная тревога? Но сомнение все еще копошилось в ней. Кто знает?
Свей же размашисто подошел к ней и сейчас с любопытством наблюдал за ее неподдельным испугом, неужто этот Ю на самом деле так страшен…
— Дундарий, — обернулся он к обиженному домовому, — не держи на меня обиду, некогда мне рассиживаться да чаи распивать, вон, погляди на улицу… Сколько люду собралось или ты запамятовал, что погребальный костер сегодня? Да и эльфы уже коней седлают, домой отправляются Рангольф и Айин, собери им лучше чего-нибудь поесть в дорогу… — он улыбнулся, тряхнув длинными волосами, прядями падавшими на глаза.
Домовой всплеснул маленькими ручками и его нос покраснел от близких слез. "Совсем стар стал я… Зенки-то все время на мокром месте…" — подумал он с горечью.
— Неужто уже уходят… Ольсинор с тобой, значить, остается? — затараторил он, пытаясь скрыть слезы и пустыми словами заглушить волнение.
— Остается, да не надолго… — ответил Свей, проверяя ладонью на месте ли малый нож-меч в сапоге, поправляя меч на поясе.
Застегнув меховой плащ на серебрянную застежку на груди, он еще раз окинул взглядом большую залу, витражи, переливающиеся разноцветьем красок… И улыбнулся. Предстоящая дорога и тревожила его, и звала неизвестностью.