Светлана тут же подхватила:
— Конечно, конечно, отдыхай! А то они насядут! Одна Алиса чего стоит! Лежи спи.
Светлана ушла. И в общем успокоилась. Ничего страшного. Обойдется. Поспит, а завтра — праздник, развеселится ее Наташка!
А Наташа? А Наташа была разбита на сотню мелких осколков, которые невозможно было собрать и склеить… Разумом она понимала, что это давно должно было случиться. Сандрик — нормальный мужчина. И конечно, у него есть женщины и будут… Это-то ее не волновало. Но вот молоденькая девчонка, пылкая, хорошенькая, романтическая и вместе с тем дерзкая. Такая девочка, как Лизка, может сильно увлечь и надолго. Наташа чувствовала, как холод подбирается к затылку, озноб уже трясет. Она выпила виски. Но тут вдруг вылез второй голос, который что-то давненько не проявлялся. Он спросил: «Пьешь? Пей, пей! Как же — у тебя горе! Твой сын целовался в этой комнате с девочкой, которая понравилась ему — за долгое время! Так ты как мать должна бы радоваться! Верно? Но ты ведешь себя, как любовница, готова эту девочку сгноить. Признайся, что ты его любишь. Это будет, по крайней мере, честно». Не для свидания ли с Сандриком прибыла она сюда? Конечно. Ну, сначала охи, сопротивления, взывания о грехе, а потом — сдача полностью, на милость победителя… А потом? Потом, пожалуй, самое сладостное ощущение — тебя обожают, любят, превозносят, а ты рыдаешь о греховности и отталкиваешь его.
Наташа схватилась за голову — сейчас она свихнется!
Она заглотнула какой-то транквилизатор и упала на постель. Нет, нет! Так не будет! Она выдержит все! Она не сломается! Она благословит их, Лизку и Сандрика… И уйдет в сторону.
И Наташа, вдруг успокоившись и подумав — будь что будет, заснула.
Ужин без Наташи прошел довольно скучно, и даже на лото не разговелись — неинтересно. Разбрелись кто куда.
Инка решила глаз не спускать с Лизки, не дай бог при матери Сандрика устроит что-нибудь, она может! Лизка же спать не собиралась, но не собиралась и тревожить Сандрика — просто она не будет спать.
Светлана хотела заглянуть к Наташке, но света у той в комнате не было, и она, вздохнув огорченно, пошла спать.
Ночь. Тиха и божественна ночь. Когда неслышимо падает таинственный снег и не светят звезды, и в этой тиши каждый малый звук звучит почти набатом.
Сандрик не спал. Каждый мускул его был напряжен, каждый нерв натянут — рядом, за стенкой, в комнате была Наташа… Он давно забыл, что она его мать, да и не думал как-то об этом серьезно никогда. Он ждал, когда погаснут все огоньки в даче, наступит полная тьма, и тогда он пойдет к ней! Если она прогонит его, он не уйдет. И заставит ее решить дальнейшее, которое он видел только с ней.
Он посмотрел на часы. Половина второго… Все, конечно, утихомирились.
На голое тело он надел шелковый халат и босиком прошел по коридору. Не скрипнула ни одна половица — это он умел! Дверь в комнату была приоткрыта, и он прислушался… Даже дыхания не было слышно… Он вошел. Свет от белого снега, идущего с небес, освещал комнату Наташу, которая спала, подложив обе руки под щеку, едва прикрытая одеялом. Смутно поблескивало гладкое плечо, светилась стриженая головка с каплей серьги в ухе… Сандрик остановился и наслаждался всем этим — тишью, светом, спящей Наташей…
Он подошел к постели и положил свою горячую руку на прохладное плечо Наташи. Она проснулась не сразу, видимо, только когда жар от руки проник в нее. Она узнала Сандрика, но подумала, что он ей снится, и сказала расслабленно и нежно:
— Сандрик… Это ты? Я так ждала тебя… — Во сне она могла позволить себе любить его, не разбираясь, кем он ей приходится… Но Сандрик не исчез и тогда, когда она приподнялась на локте, совсем проснулась и даже протерла глаза. Он сидел рядом с ней — сжимая руками ее плечи так, что больно дышать. Тут она испугалась и чуть не крикнула — пусти! — но вовремя вспомнила, где она и сколько людей может ее услышать.
Она знала, что пройдет еще секунда-другая, и тогда…
— Нет! Нет! — закричала Наташа, забыв о том, что кто-то может услышать ее. Дрожа, как в малярии, села, натянув на себя простыню. Она не могла говорить.
— Что ты делаешь, Наташа… — с тоской прошептал Сандрик, — зачем?
Она, закуривая — вдруг дико захотелось курить, сказала:
— Нельзя. Мы не должны… Не надо, Сандрик. Уйди.
Он отнял руки от лица — оно было сейчас спокойно и совершенно лишено выражения. Он тоже закурил и как-то с трудом выдавил, придавая голосу насмешливый тон: