- По рукам.
- Ну и чудесно, - он глубоко затянулся, выпустив целое облако зловонного дыма, выдержал паузу и начал свой рассказ.
- Так вот, в одном очень богатом поселке, где живут очень влиятельные лица, поселилась одна особа. Эта особа завела свое ателье, фешенебельное ателье, куда очень скоро повадились ходить богатые жены и любовницы влиятельных лиц. Вокруг ателье вскоре образовался кружок - сами знаете, пока женщины примеривают платья, делают заказ, они любят поболтать о всякой ерунде. А судя по всему, владелица ателье была отличной собеседницей. В этот кружок допускались только женщины и только женщины, у которых были мужья или, так сказать, спутники жизни. Ателье процветало, все было замечательно, но внезапно мужья клиенток ателье стали заканчивать жизнь самоубийством. Один за другим. Причем, в хронологическом порядке – от самой первой клиентки. И ещё одна интересная деталь – все они сводили счеты одним и тем же образом – повесившись в ванной на бельевой веревке. И достаточно странным и страшным образом, каким – сказать не могу. Пока. Скажу одно, создавалось ощущение, что они вешались таким образом, чтобы как можно дольше продлить свои мучения…
Я не сводил взгляда с гипнотизирующих, холодных глаз Николаева, курившего одну сигарету за другой. Шепот и голоса за моей спиной куда-то пропали, словно все прощавшиеся с Лешей люди куда-то испарились, свет потух. Создавалось впечатление, что во всем мире остались только мы вдвоем – я и Николаев, что от всего бескрайнего земного шара каким-то чудом сохранился только этот закуток в уголке ресторанного зала, круглый стол, накрытый темной скатертью, пара бокалов с вином, пепельница, доверху наполненная окурками, да вентиляционная отдушина над головой Николаева. Глядя на неё, меня все время не оставляло ощущение, что там, в полутьме, кто-то находится и этот «кто-то» внимательное слушает каждое наше слово…
- А жены? Может, это они все подстроили?
- Исключено. Все они сходили с ума.
- Странно, ничего об этом не слышал…
- И не услышите. «Сверху» было дано указание не придавать этому огласки, и наша самая свободная в мире пресса промолчала, - хмыкнул он. – Я сам этим занимался.
- Видимо, с Лешей это не сработало, - не без ехидства заметил я.
- Да, но он – публичная фигура, известная на всю страну. И то, как видите, обстоятельств смерти мы никому не дали раскрыть, даже матери ничего не известно.
- А как же я? Не боитесь, что я все разболтаю?
- Не боюсь. Не разболтаете, - холодно отрезал он. – Вы – серьезный человек, ученый, специалист по древним религиям. Не пустомеля. И вы, думаю, как лучший друг Алексея, сами кровно заинтересованы, как и я, распутать это темное дельце.
- Ну, то что лучший…
- Да, лучший, - перебил он. – Мы изучили всю переписку Алексея за годы. Он всегда называл вас лучшим другом и человеком, которому он абсолютно доверяет.
Мне стало неловко.
- Во всяком случае, - попытался преодолеть смущение я, - обо всех своих тайных расследованиях он не говорил мне ни слова. Я узнавал о них, как и все – из газет, интернета, по телевизору.
- Это нам известно. Вы были его конфидентом в другом смысле, – в каком, Николаев не уточнил.
- Так вот, - продолжил он и снова закурил. – Алексей узнал обо всем из первых рук – одна из посетительниц ателье была его подругой. Девица изрядно напугалась и много о чем ему рассказала. Хотела выйти из игры. Но Алексей попросил её продолжить посещение этого заведения, чтобы получать информацию из первых рук. Мы вышли на него. Он согласился сотрудничать, но действовал по своему плану, на свой страх и риск. Мы предупреждали его, предлагали круглосуточную охрану, вели за ним наблюдение. Но… В общем, это уже другая история.
- Опять «конфиденциальная»? - ехидно усмехнулся я.
Он кивнул.
- Никому не приятно распространяться о своих провалах. Мы потеряли очень ценный источник информации, незаменимый источник информации.
- А как же хозяйка ателье?
- Сначала прямых улик у нас не было – к слову, и сейчас все очень зыбко, а потом она как сквозь землю провалилась. Ни следов, ни зацепок. В общем, сработала она профессионально. До сих пор мы плутаем во мраке…
- Как?! – возмутился я. – А фоторобот со слов свидетелей, фото какие-нибудь, фамилия…
Николаев усмехнулся.
- Ни-че-го. Фотографий никаких, прямые свидетельницы сошли с ума и находятся в совершенно невменяемом состоянии, соседи по улице описывают её внешность по-разному – то она жгучая брюнетка, то блондинка с золотистыми волосами, то старуха, то молодая стильно одетая женщина. Фамилии, естественно, никто не назвал. Имена называют разные – то Лилия, то Арина, то Роксана. Ателье нигде не зарегистрировано. Сейчас здание пустует.
- А что с рисунком?
- Вот, рисунок! – его лицо-маска сразу ожило. – Это реальная зацепка. Судя по тому, что нам говорил Алексей, этот рисунок был в ателье, что-то вроде опознавательного знака для избранных. Однако единственная дошедшая до нас копия оказалась только у Алексея.
- Я уже говорил вам, что интерпретировать изображение на этом рисунке можно и как паука в центре ловчей сети, и как восьмиконечную звезду в центре схематически нарисованного звездного неба…
- Да, я помню. Ваши сведения очень ценны для нас. По сути, вы – единственный человек, который имеет достаточно знаний и навыков разобраться в этой символике, дать следствию нити. И именно поэтому я был так откровенен с вами, насколько это возможно. Вы нужны нам, вы должны оказать нам посильную помощь – ради памяти друга, его матери, ради спасения тех, кто может пострадать ещё от этой страшной «костюмерши».
Голос Николаева из бесстрастно-механического стал каким-то живым, в нем появились почти умоляющие нотки. Вместе с тем, в его стальных глазах мелькнуло что-то похожее на страх. Мне показалось тогда, что он явно что-то недоговаривает, что он знает что-то ужасное, о чем не может мне сказать – не из-за пресловутой «конфиденциальности», а потому, что это ужасное настолько невыразимо, настолько чудовищно, что это невозможно передать человеческим языком.
Чтобы сгладить неприятное ощущение, я попытался пошутить:
- Хотите спасти очередных «денежных мешков»? Как там у классиков? Государственная машина всегда выражает классовые интересы тех, в чьих руках она находится.
- Нет, - с знакомым мне уже придыханием сказал Николаев. – Не в этом дело. Богатые для неё только средство, цель – другая.
- В смысле?
- Нам удалось установить, что незадолго до смерти все умершие переводили крупные суммы на какие-то сомнительные оффшорные счета. Мы сейчас пытаемся напасть на след, к кому попадали эти деньги. Но это долгая история. Счета были номерные, анонимные, а зарубежные банки очень неохотно раскрывают такого рода информацию. Привлекаем Интерпол, но это очень долгая песня.
- Но разве это не банальное ограбление?
- Нет. Серия подобных самоубийств, с таким же почерком, обнаруживается на протяжении многих лет во многих городах России (по Зарубежью мы пока уточняем данные), и жертвами были как раз простые люди, с которых взять нечего.
- Но…
- Я предвижу ваш вопрос. Что греха таить, до сих пор резонанса не было. Их квалифицировали на местах как обычные самоубийства, и только…
- …когда стали погибать «тузы» с такими же симптомами, обратили внимание и на простецов, - мрачно закончил я. – Насколько мне известно, медицина бы не развилась до такой степени, что мы победили чуму, оспу, холеру и прочие бичи древнего человечества, если бы от них не умирали и «сильные мира сего». Вот и рак, и СПИД, наверное, научатся лечить со временем - на деньги богатых и, в первую очередь, ради спасения богатых…
- Вам лучше знать, вы – специалист в этом, - улыбнулся одними губами Николаев. – У вас есть моя визитка, звоните в любой час, в любое время. Я сам приглашу вас и назначу место встречи.
- По рукам. Чувствую себя посвященным в рыцари, - улыбнулся я, а сердце уколола ледяная игла. Мне показалось, что Николаева я вижу в первый и в последний раз в моей жизни.