Ин-ин (говорит). Моя матушка, конечно, не могла этого предвидеть. (Поет.)
Лишь охранять приказала меня ночь и день. Быть все со мною верной служанке не лень. Матушка строгая держит меня как в плену: Лишь бы прилично вела себя дочка, — цель она видит одну.
Хун-нян (говорит). Ты, сестрица, никогда раньше не бывала так неласкова со мной. С тех пор как ты увидела этого студента, сердце твое как будто лишилось покоя. Почему бы это?
Ин-ин (поет).
На мотив «Ночжа».
Раньше было: чужого увижу когда,Я сама не своя от стыда;Если гостя случалось в дому повстречать,От стесненья не знала, где стать.Но едва только он повстречался со мной,Сразу стал мне он словно родной,И на рифмы его из услышанных ночью стиховМой созвучный ответ был тотчас же готов.
На мотив «Сорока ступила на ветку».
Как согласны все строки на диво,Как в них каждое слово правдиво!Больше значат стихи про ночную луну,Чем узора слова на платке в старину.Кто бы мог до него протянуть мою тонкую нить,О заботе моей за восточной стеной возвестить!
На мотив «Вьющаяся травка».
Я все про ученость его вспоминаю —Он ею наполнен до края.Лицо привлекает своей чистотой, весь облик его величав,Душа покоряет своей теплотой, влечет своей мягкостью нрав.Нежданно стихи, что прочел он тогда, в душе утвердились моей.
Он учился так, что, как говорится,
«Однажды его сочинений слова как звезды Ковша засияют», —
Видно, не зря
«Учась, десять лет у окна своего совсем он не видел людей».
Пантомима. Сунь Фэй-ху входит с войском, окружает монастырь, уходит с войском.
Солдат (кричит за сценой). Люди в монастыре, слушайте! Если вы в течение трех дней вышлете Ин-ин в жены нашему начальнику, то все будет улажено миром. Но если пройдет три дня и она не будет нам выдана, мы сожжем вашу обитель, а всех монахов и мирян казним. В живых не оставим никого!
Старая госпожа и настоятель вместе входят, стучат в дверь.
Хун-нян (посмотрев, говорит). Сестрица, там у дверей хозяйка и настоятель.
Ин-ин встречает их.
Старая госпожа (говорит). Знаешь ли ты, что случилось, дитя мое? Сегодня пять тысяч разбойников во главе с Сунь Фэй-ху окружили монастырь; говорят, что у тебя черные сросшиеся брови, что лицо твое, как лотос, веет весенней свежестью, что ты похожа на Тай-чжэнь, «крушившую царства и города». Они хотят взять тебя в плен и сделать женой своего главаря. Что же теперь делать, дочка?
Ин-ин (поет).
На мотив «Запись о главном».
Покидает душа мое тело от страха, Предвещают мне скорую гибель слова, Не осушат струящихся слез рукава. Не пойти я туда не могу, и не в силах туда я пойти — И вперед и назад мне закрыты пути. Так куда же теперь нам бежать от беды, где опору средь близких искать? Но не могут спастись сирота и вдова, одинокие дочка и мать. Может быть, мой усопший отец — это самый счастливый из нас. Барабанов военных разносится гром, он высокое небо потряс. Словно тучи, войска нас теснят и теснят, Ливнем сыплется частая поступь солдат.
На тот же мотив.
Разнеслась же молва – как глупы те слова, Будто брови мои и прямы, и черны, От лица будто веет дыханьем весны! Если б я, как Тай-чжэнь, могла страны крушить и крушить города, Верно, триста монахов спасла бы тогда! А пять тысяч злодеев скосила бы вмиг, не оставила даже корней, — Ведь они позабыли о семьях своих и утратили верность стране. И народ они грабят простой, нагоняя бесчинствами страх, И поджечь угрожают обитель они, что подобна дворцам в небесах. Я жалею, что нету на них Чжугэ Ляна, Чтобы стан их спалить, как на склонах Бована.
Старая госпожа (говорит). Мне уже шестьдесят лет, и жить осталось недолго. Но как быть с дочкой, которая так молода и еще не служила мужу?