Западный флигель, где Цуй Ин-ин ожидала луну [litres]

Чжан (входит, говорит). После того как вчера ночью в саду я испытал ее гнев, у меня возобновилась старая болезнь – даже глаза ничего не видят. Старая госпожа велела настоятелю позвать ко мне лекаря. Но недуг мой не таков, чтобы его могли излечить лекаря. Эту проклятую хворь можно изгнать только тогда, когда я проглочу капельку сладчайшей, благоуханной, освежающей, нежнейшей слюны моей любимой.

Настоятель входит, вводит лекаря. Лекарь представляет пантомиму осмотра больного из пьесы «Два враждующих лекаря», уходит.

Настоятель (говорит). Принимайте лекарство. Я пойду доложу старой госпоже и через некоторое время снова приду взглянуть на вас. (Уходит.)

Хун-нян (входит, говорит). Моя барышня так может его погубить. Она опять послала меня с расспросами и еще дала рецепт лекарства, которое победит его тяжкую болезнь. Спешу к нему. (Поет.)

На мотив «Сражающиеся перепела».

   Ты кистью цветистой стихи написала,
   Стихи на подушке дала для него,
   И вот уж ему не подняться с постели,
   Про сон он забыл и не ест ничего.
   Виски все покрыты морщинами мук,
   Сломил его тело жестокий недуг.
   Его затопила тоска,
   Болезнь его так глубока!
   Вчера ты его
       корила с лицом, запылавшим как жар,
   Сегодня наносишь
       бесчувственной этой бумагой удар.

(Говорит.)

Как она вчера его отчитывала! (Поет.)

На мотив «Багряные цветы».

Можно подумать, что она тут ни при чем:

   Не ожидала луну у дверей,
   Не открывала в стихах свою душу,
   Циня напевов не слушали уши.

(Говорит.)

Встретив его, такие притворные речи развела! – «Господин Чжан! Мы с вами объявлены братом и сестрой – разве можно так!» (Поет.)

   Чуть рассердилась —
       студента готова вконец извести,
   Чуть отошла…

(Говорит.)

«Хун-нян, милая сестрица, поди навести его!» (Поет.)

      …вновь принуждает служанку идти.
   Кто тут управу найдет?
   Будто бы нитка вослед за иглой,
       бегаю взад и вперед,
   Только ей в голову это взбредет.

(Говорит.)

Это все хозяйка виновата! (Поет.)

   Милостей горы и море заслуг
   Дальней рекой
       и горой недоступною сделались вдруг.

(Видит Чжана, спрашивает.)

Как чувствует себя наш старший брат?

Чжан (говорит). Я убит тоской! Когда я умру, то, верно, и возле дворца Янь-вана ты будешь для нас гонцом.

Хун-нян (говорит). Ни один из тех, кто страдает от разлуки во всей Поднебесной, не сравнится с тобой, мой дурачок. (Поет.)

На мотив «Чистый небесный песок».

Ты и думать забыл про науки моря´,
    про леса сочинений,
Грезишь лишь об одном:
    что под ивами ты, под цветочною тенью,
И мечты твои все: как бы яшму украсть,
    как похитить куренья.
Но и здесь ты доныне не много успел:
С той поры, как цветы раскрывала айва,
    получить ничего не сумел.

(Говорит.)

С чего же это ты так расхворался?

Чжан (говорит в бреду). Это все потому, что ты так сделала… Как бы глупости не сказать… Потому что ваш покорный слуга вырос… В ту ночь кабинет весь сразу умер… Я ведь спас их, а они меня убивают. Всегда говорили: «Глупо-доверчивая девица, неблагодарный юноша», а сегодня все наоборот.

Хун-нян (поет).

На мотив «Шутливый напев».

     Да, я теперь убедилась:
     Злая нечистая сила
     Этот вконец истощавший скелет
         хворью бесовской сразила.
     То-то у нас говорят:
         сюцаи все дурачки, —
     Можно ли так же, как он,
         поглупеть от любовной тоски!
     Славное, громкое имя
         мысли его уж давно не влечет,
     Только о свадьбе своей
         песню одну все поет и поет.

(Говорит.)

Хозяйка послала меня навестить старшего брата, узнать, не нужно ли ему лекарства. Барышня передает свой низкий поклон, прислала вам, сударь, рецепт какого-то снадобья.

Чжан (встрепенулся). Где он?

Хун-нян (говорит). Для приема некоторых целительных снадобий есть свои правила, я тебе их скажу. (Поет.)

На мотив «Персик краснеет».