Чжан (говорит). Ты вернулся наконец! (Поет.)
На мотив «Встречаю святого гостя».
То-то кричала на ветке цветущей, высокой Вестница гостя – сорока, То-то спустился на полог радости вестник – паук В час, когда ночью светильник трещал и отзывались на звук
Душу терзавшие строфы, Душу терзавшие строки.
Цинь-тун (говорит). Молодая госпожа прислала письмо.
Чжан (берет письмо, поет).
Много в письме этом ниточек слез!
Иначе почему же
Им просочиться через конверт удалось?
(Читает письмо.)
«Ваша несчастная служанка из семьи Цуй, почтительно приняв письмо высокого своими талантами Цзюнь-жуя, с поклоном пишет ответ. После того как покинули меня Ваши голос и облик, незаметно прошло много времени, но почитающее Вас сердце ни на минуту не знало отдыха. Я все говорю: как близко солнце, как далеко до Чанъани, почему исчезли рыбы и гуси? Не потому ли, что Вы, увлекшись красотками, забыли и думать о нежности Вашей возлюбленной? И вот, когда я так думала, прибыл Цинь-тун, удостоилась я видеть Ваши кисть и тушь и тут узнала, что Вы добились степени. Это заставило Вашу служанку радоваться словно безумную. Значит, Вы со своими талантами не посрамили рода первого министра. Ныне, когда Цинь-тун возвращается, я не нашла ничего, чтобы послать Вам в дар, кроме яшмового циня, нефритовой шпильки, дудочки из пятнистого бамбука, пояса, нательной рубашки и пары чулок – они одни могли бы выразить искренние чувства Вашей служанки. В моей небрежной скорописи не хватает почтения к Вам, – умоляю Вас о снисхождении. На этом кончаю. На рифмы, присланные Вами, я тоже написала четверостишие:
Юношу мудрого жду у перил, вдаль свои очи вперяю. Ты там столичную Хуан Сы-нян не полюби, умоляю. Я из посланья узнала, больная: первым прошел ты в столице — Возле окна перед зеркалом я новый наряд примеряю».
Ради такой девушки, как прелестная из прелестных сестрица, Чжан Гун с радостью умер бы! (Поет.)
На мотив «Поднимаюсь в светлицу».
Почерк искусный, неведомый людям — Будто бы надпись на древнем сосуде. Так же, как Янь или Лю, она пишет, Будто Чжан Сюй, когда пьяный лежит, И наравне с Ван Си-чжи, Ван Сянь-чжи. Будь это в старое время, Будь это в новое время, Между красавиц, талантами славных, В мире во всем не найдется в этом искусстве Ин-ин моей равных.
На тот же мотив.
Это письмо, как заклинанье, поможет повсюду, Как амулет сохранять его буду, Как золотую печать – почитать, Словно парчой золотой – дорожить, Словно казну золотую – ценить. Если бы подпись стояла на месте, Если бы с письмоводителем вместе Послан был грозный охранник, И без печати бы это письмо было приказом: «Приди на свиданье!»
(Берет рубашку, говорит.)
Что говорить о послании, а такое рукоделие разве часто встречается? (Поет.)
На мотив «Дворик полон ароматом».
Разве мог бы Чжан Гун не ее полюбить, Если так она тонко владеет иглой — Всем девицам могла бы наставницей быть. Сколько было усердия вложено здесь в каждый из бесконечных стежков, — Приглядевшись чуть-чуть, догадаться легко. Хоть в коротких и длинных стежках ее облик не может явиться очам, Но я вижу склонившийся стан, приглядевшись к коротким и длинным стежкам. Где тут лучше, где хуже, — никто различить бы не мог: Чуть пришел начинать рукоделие срок, У нее до конца был продуман уж каждый стежок.
(Говорит.)
Когда барышня посылала мне все эти вещи, она каждой на что-то намекала. Попробую один за другим разгадать все ее намеки. (Поет.)
На мотив «Белый аист».
Посылая этот цинь, она велит, чтобы я,
Учась, за ворота себе выходить запретил, Законы стихов учил, не жалеючи сил, Чтоб словно мудрец воспитывал сердце свое, Как Чао и Ю, себе уши омыть поспешил.