Идя бахчой, не сгибается туфли поправить, Шапку под сливой не тронет рукой никогда.
Неужели вам неизвестны слова: «Не соблюдая приличий, не смотри; не соблюдая приличий, не слушай; не соблюдая приличий, не говори; не соблюдая приличий, не двигайся». Моя хозяйка очень строго управляет домом, она тверда и чиста, как снег и иней. У нее, как говорится, «в доме нет даже мальчика пяти чи ростом, чтобы смотреть за воротами». Если вам исполнилось лет двенадцать—тринадцать, то без особого зова вы не посмеете проникнуть во внутренние покои. В былые дни Ин-ин тайком выходила из женской части дома. Хозяйка проведала об этом, велела ей явиться на родительский суд и попрекала так: «Ты – девушка, а выходишь без спросу из женской половины. Неужели тебе не будет стыдно, если повстречаешь гостя или молодого монаха?» Ин-ин тут же поклонилась и ответила: «С сегодняшнего дня я стану совсем другой и не посмею вам перечить». Что же будет со служанкой, если хозяйка так обошлась с родной дочерью? Вы, сударь, изучили пути древних правителей, почитаете правила Чжоу-гуна. Для чего же вы старались, если не применяете их к самому себе? Служанка еще может простить вас, но, узнай об этом хозяйка, дело не кончится так просто. Отныне спрашивайте только то, что можно, и не говорите несуразицы, если спросить не о чем. (Уходит.)
Чжан (говорит). Она сразу сокрушила все мои надежды. (Поет.)
На мотив «Повсюду дозоры».
Я слушал служанку — встревожилось сердце от строгих речей. Печаль за весь день скопилась у грустно сведенных бровей. Сказала Хун-нян: Хозяйка как иней чиста и как снег холодна, — В покои никто не проникнет, пока не покличет она. Но если припомнить, что сердце Ин-ин трепетать Заставила строгостью старая мать, Зачем же тогда, уходя, она обернулась назад, Зачем же меня поразил случайно оброненный взгляд? И сразу мне в грудь проникла глубоко любовь,Тоска изнутри меня гложет.Я нынче любимую девушку встретил — и как я тоскую о ней!Я в прошлом рождении с трещиной свечку зажег перед Буддой, быть может.Придет ли пора, когда ты меня поддержишь своею рукою,Когда надо мной ты сжалишься всею душоюИ очи твои тепло и заботу не скроют?
На мотив «Резвится дитя».
Далеки были прежде свиданья в Ушани, словно синего неба края.Эти встречи в Ушани все дальше теперь после речи, что выслушал я.И хотя мое тело стоит в круговой галерее,Но душа далеко улетела отсюда за нею.Одинокий, чужой, я хотел бы войти в ее тайные грезы,Только страшно, что матушка может догадаться о чувстве моем.Мать боится, что дочери сердце загорится весенним огнем.Она злится, увидевши иволгу с другом,Ей досадно, коль бабочек белых увидит вдвоем.
Пятая ария от конца
Барышня так молода, Но непреклонна душой.Если бы мог я, приблизившись к девушке той,Словно Хэ-лан, ее белым, как пудра, лицом поразитьИль, как Хань Шоу, украдкой духи от нее получить, —Стал бы супругом, и мог бы ее я ласкатьИ не страшила бы девушку грозная мать.
Четвертая ария от конца
Матушка все уж решила,Видно, напрасны мечты,Что с красотою Ин-ин сходен талантами ты.Нечего думать, что брови жене я подведу, как Чжан Шан,Что проведу я весенние дни, как их провел Юань-лан.Не похвалюсь я никак,Будто бы рядом с твоими строгостью, речью, уменьем, осанкойБлещут мои ласка, сердечность, почтительность, такт.
Третья ария от конца
Вспомню, как брови слегка подвела,Щеки припудрила тонко она,Помнится тонкая яшма — шеи ее белизна,Юбка зеленая с вышитым фениксом, ножки, как лотос златой,Красная кофта с луанем из золота, пальцы – бамбук молодой. Мне против воли приходит на ум, Будто бы ты уронила нежность и прелесть свою, Я ж подобрал, и меня одолели многие тысячи дум.
(Говорит.)
Но я забыл проститься с настоятелем. (Видит настоятеля.) Осмелюсь спросить у святого отца: где будет мое жилище?