неоколониализм, марксисты могут продвигать дело негативной свободы, понимаемой в универсалистском смысле (обо всем этом см. Losurdo 2014, гл. II, § 3 и VI, § 3). Невыносимо бесчеловечную природу капиталистического общества в первую очередь определяет не «собственнический» характер его «индивидуализма» (Макферсон) и не приоритет, отдаваемый «свободе» перед «справедливостью» (Бадью), а деспотизм и террор, царившие в колониях (Маркс) или «варварская дискриминация между человеческими существами», о которой говорил Тольятти, опираясь на уроки Маркса и Ленина. Лидер ИКП, ограниченный Андерсоном и многими другими до него рамками восточного марксизма, имел ту заслугу, что отвергал любое противопоставление «свободы» и «справедливости». Конечно, при продвижении того и другого необходимо учитывать объективные условия: даже для классиков либерализма ситуация войны или гражданской войны ставит безопасность выше свободы. Остается верным, что Тольятти (1954/1973-84, т. 5, стр. 869) видит в коммунизме движение, которое, безусловно, борется за «социальные права», но которое в то же время, отвергая «варварскую дискриминацию между человеческими существами», показывает, что оно относится к «правам свободы» гораздо серьезнее, чем либеральная традиция, и именно по этой причине считает их «наследием нашего движения», коммунистического движения. Хочется вздохнуть: ах, если бы Бадью прочитал «Тольятти»!
5. «Превращение власти в любовь», «критическая теория», «объединяющаяся группа», отказ от власти
Разрыв между западным марксизмом и антиколониальной революцией заключается также в отказе от решения проблем, с которыми последняя сталкивается при завоевании власти. И в этом отношении контраст между западным и восточным марксизмом очевиден. Привыкнув к роли оппозиции и критики и в разной степени находясь под влиянием мессианства, первые с подозрением или неодобрением смотрят на власть, которой призваны управлять вторые благодаря победе революции. Именно власть как таковая является объектом обвинения молодого Блоха: