международная (или, по сути, наднациональная) операция. И его цели не обусловлены узкими национальными интересами Соединенных Штатов: на самом деле он направлен на защиту прав человека (или, по сути, человеческой жизни) (Hardt 1999, p. 8). В следующем году «Имперо» объявила хорошую новость: больше не имело смысла говорить об империализме в ленинской манере; мир теперь был объединен на экономическом и политическом уровне; даже был установлен «вечный и всеобщий мир» (Хардт, Негри 2000, стр. 16)! Это обнадеживающее послание было высказано в то время, когда, как мы только что видели, происходила косвенная или явная реабилитация империализма. Это была кампания, которая началась с роспуском «социалистического лагеря» и самого Советского Союза и продолжала нарастать на волне войн, постепенно развязываемых Западом и его ведущей страной, даже без санкции Совета Безопасности, демонстрируя, что никто не может противостоять суверенной имперской воле Вашингтона и его ближайших союзников и вассалов. В эйфории тех лет ликующие возгласы переплетались с объявлением амбициозных программ: Запад, как заметил в 1991 году авторитетный ученый (Барри Г. Бьюзен), «одержал победу и над коммунизмом, и над «третьим миром» и поэтому мог спокойно переделывать мир». В следующем году более или менее официальный философ западного «открытого общества» (Карл Р. Поппер), говоря о бывших колониях, провозгласил: «Мы освободили эти государства [бывшие колонии] слишком быстро и слишком упрощенно»; это как «бросить детский сад на произвол судьбы». Для тех, кто до сих пор не понял, в 1993 году «The New York Times Magazine», воскресное приложение к самой важной американской ежедневной газете, не смогло сдержать своего энтузиазма уже в названии статьи, написанной успешным британским историком (Полом Джонсоном): «Колониализм возвращается, пора!». Несколько лет спустя, в марте-апреле 2002 года, журнал «Foreign Affairs», близкий к Госдепартаменту, своими заголовками и вступительной статьей (доверенной Себастьяну Маллаби) призвал всех сдаться перед очевидностью и существующим балансом сил: «логика империализма» или «неоимпериализма» была «слишком жесткой», чтобы ей можно было противостоять. Еще дальше пошел самый успешный западный историк современности (Найл Фергюсон), который призвал к учреждению «колониального ведомства» по образцу Британской империи и, глядя на Вашингтон, восхвалял «самую великодушную имперскую державу, которая когда-либо существовала» (Losurdo 2013, chap. IX, § 1). Однако эта программа колониальной и имперской контрреволюции сталкивается со все большими трудностями, и поэтому в наши дни наблюдается рост числа анализов, рассуждений и опасений, касающихся опасности крупномасштабной войны, третьей мировой войны, войны, которая может даже пересечь ядерный порог. Поэтому мы можем понять, что США долгое время стремились гарантировать «для себя возможность безнаказанного первого [ядерного] удара» (Романо 2014, стр. 29), чтобы использовать ужасную силу шантажа в отношении остального мира: другие страны фактически были бы вынуждены выбирать между подчинением суверену Вашингтона и уничтожением. Именно это стремление объясняет денонсацию президентом Бушем-младшим 13 июня 2002 года договора, подписанного тридцатью годами ранее. Это было «возможно, самое важное соглашение холодной войны» (Романо 2015, стр. 24), согласно которому США и СССР обязались жестко ограничить строительство баз ПРО, отказавшись тем самым от стремления к ядерной неуязвимости и, следовательно, к планетарному господству, которое такая неуязвимость должна была гарантировать. Война, к которой готовятся Соединенные Штаты, если возникнет такая необходимость, — это война против Китая, страны, возникшей в результате величайшей антиколониальной революции в истории и возглавляемой опытной Коммунистической партией, и/или против России, которая, с точки зрения Белого дома, поступила неправильно, сбросив с себя неоколониальный контроль, которому Ельцин подчинился или к которому приспособился (благодаря дикой и хищнической приватизации Запад был на грани контроля над огромными энергетическими активами страны). Эта новая международная ситуация, полная опасностей, находит западный марксизм в