все неподготовленные. С одной стороны, объявление Хардта и Негри о наступлении вечного и всеобщего мира ввергло его в состояние апатии; С другой стороны, речь в стиле Маррамао, отождествляющая дело демократии и дело мира, подчинена западной идеологии войны и может служить легитимации крестового похода, призываемого Вашингтоном против Китая и России. Любимый тезис Харви о вечном соперничестве и «межимпериалистических войнах» также неадекватен и вводит в заблуждение. Конечно, не в этой категории можно понять военные экспедиции, предпринятые Западом и особенно его ведущей страной после триумфа, достигнутого в холодной войне, и в период, когда США были единственной сверхдержавой, не имевшей абсолютно никаких соперников. Декабрь 1989 г.: вторжение в Панаму; 1991: первая война против Ирака; 1999: война против Югославии; 2003: вторая война против Ирака; 2011: война против Ливии; в том же году началась интервенция в Сирии как продолжение операции по смене режима, к которой неоконсерваторы США призывали еще в 2003 году. Как можно объяснить, что только Запад и особенно его ведущая страна («избранная Богом нация» или «незаменимая нация», окутанная ореолом «исключительности») присваивают себе суверенное (и имперское) право вмешиваться в дела любого уголка мира, даже без санкции Совета Безопасности ООН? Нет никаких сомнений: чтобы сориентироваться в настоящем, мы не должны упускать из виду антиколониальную революцию (в основном возглавляемую коммунистическими партиями), которая была основным содержанием двадцатого века, и злополучный проект оттеснения антиколониальной революции, который лежит в основе так называемой «неоконсервативной революции» и внешней политики США. Западный марксизм, родившийся из ужасов кровавой бойни Первой мировой войны, оказался неспособным противостоять последующим неоколониальным войнам, а также понять и противостоять крупномасштабной войне, надвигавшейся на горизонте. Это свидетельство о смерти западного марксизма.
VI.
Как это может возродиться? Марксизм на Западе 1. Маркс и будущее в четырех временах Может ли марксизм возродиться на Западе и при каких условиях? Чтобы ответить на этот вопрос, стоит спросить себя, как мысли Маркса и Энгельса встретились и столкнулись с реальной историей ХХ века, которую они, очевидно, не предвидели и не могли предвидеть. Сосредоточенный на трансформации существующего порядка, их дискурс постоянно ссылается на будущее, реализация которого будет гарантирована пролетариатом (революционным классом par excellence) и партией, являющейся политическим выражением этого класса. Прежде всего, следует пояснить, что будущее, о котором говорят два великих мыслителя и революционера, разворачивается в четыре совершенно разных периода. В 1844 году в своей работе по еврейскому вопросу Маркс говорил о североамериканской республике как о стране «осуществленной политической эмансипации»: дискриминация по признаку богатства была в значительной степени устранена (внутри белой общины); Почти все взрослые мужчины, даже не имевшие имущества, имели право голоса и могли быть избраны в представительные органы. Или, если выразиться на этот раз словами «Грундриссе», «отношения личной зависимости», санкционированные законом, типичные для феодального и добуржуазного общества, были окончательно отменены, и с наступлением капиталистического общества «возобладала личная независимость, основанная на материальной зависимости» (Маркс, 1953, стр. 75). В рамках новой системы свобода и равенство существовали на юридическом и формальном уровне; Вместо этого именно общественные отношения производства и распределения материальных благ санкционировали даже самые вопиющие проявления неравенства, начиная с «наемного рабства», навязанного рабочим, которые формально были свободны, как и их работодатели, и равны им. Согласно видению, изложенному в «Еврейском вопросе и Грандриссе», сохраняющаяся дискриминация, которая по закону исключала определенные категории людей из участия в политической жизни, исчезнет спонтанно и постепенно; переход к «полной политической эмансипации» или к «личной независимости, основанной на материальной зависимости» можно было бы считать тенденцией, присущей самому буржуазному обществу, и эта тенденция навязала бы себя более или менее быстро. Здесь: первый тип будущего, который мы находим у Маркса и Энгельса, — это то, что мы могли бы назвать будущим в действии, будущим, которое не является посткапиталистическим, а, скорее, уже действует в буржуазном обществе, будущим, которое само буржуазное общество постепенно реализовало бы в ходе своего процесса созревания. Преодоление капитализма (с отменой «наемного рабства» и добавлением к политической эмансипации экономической и социальной) влечет за собой обращение к иному типу будущего. Критика Готской программы предвидит и надеется на то, что после свержения политической власти буржуазии наступит переходный период под знаменем «революционной диктатуры пролетариата» (MEW, 19; 28) и начинающиеся социалистические преобразования. По мнению Маркса, эта проблема уже стояла на повестке дня в то время, когда он писал свои труды; и поэтому мы имеем дело с ближайшим будущим. Переходный период в конечном итоге приводит к коммунизму. Говоря словами «Манифеста Коммунистической партии», «на место старого буржуазного общества с его классами и классовыми антагонизмами придет ассоциация, в которой свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех» (MEW, 4; 482). Приход коммунизма предполагает окончательное поражение капитализма и его полное преодоление: в этом случае мы оказываемся перед лицом отдаленного будущего. Когда коммунизм воображается и формируется как общество, которое в конечном итоге оказывается полностью свободным от противоречий и конфликтов и которое, следовательно, может даже