привлечь интерес, внимание и страсть западного марксизма. Действительно, неспособность примириться с мессианством, укорененным в иудео-христианской традиции и некогда стимулированным ужасом бойни Первой мировой войны, заставляет нас сосредоточиться прежде всего на далеком будущем и утопическом будущем. Итак, вот два марксизма, возникающие под знаменем двух совершенно разных временных рамок: настоящее будущее и начало ближайшего будущего в отношении восточного марксизма; самая продвинутая стадия ближайшего будущего и отдаленного утопического будущего с точки зрения западного марксизма. Эту проблему предвидели Маркс и Энгельс. Неслучайно они дают два разных определения «коммунизма». Первый относится к отдаленному будущему (иногда даже понимаемому в утопическом ключе) общества, которое оставит позади классовое разделение и антагонизм, а также «предысторию» как таковую. Видение и темпоральность, вытекающие из известного отрывка из «Немецкой идеологии», совершенно иные: «Мы называем коммунизмом реальное движение, которое отменяет нынешнее положение вещей» (MEW, 3; 35). Или которые вытекают из заключения Коммунистического манифеста: «Коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное движение, направленное против существующих социальных и политических условий». В двух процитированных здесь отрывках как будто перекинут мост между настоящим будущим и отдаленным будущим. И вот второе условие возрождения марксизма на Западе: воспользовавшись уроком Маркса и Энгельса, он должен научиться строить мост между двумя различными временными реальностями. Когда эта задача игнорируется или пренебрегается, вскоре проявляется поверхностность и всезнайство, любящее противопоставлять поэзию далекого будущего или долгосрочной перспективы прозе непосредственных задач. Нет ничего проще и празднее этой операции. Даже самые посредственные люди, как на интеллектуальном, так и на моральном уровне, не испытывают затруднений в том, чтобы вспомнить о будущем «свободного развития каждой личности», о котором говорится в Манифесте (MEW, 4; 482), чтобы осудить или дискредитировать политическую власть, рожденную революцией, призванную (в четко определенной геополитической ситуации) противостоять опасностям, которые ей угрожают. Конкретная история нового послереволюционного общества, пытающегося развиваться среди противоречий, попыток, трудностей и ошибок всякого рода, затем ликвидируется целиком как вырождение и предательство революционных идеалов. Эта позиция, осуждающая действительное движение во имя своих фантазий и мечтаний и выражающая свое презрение к настоящему и ближайшему будущему во имя отдаленного и утопического будущего, эта позиция, совершенно чуждая Марксу и Энгельсу, лишает марксизм всякого действительного освободительного заряда. Занять такую позицию — значит произвольно лишить нас множественной темпоральности, характеризующей революционный проект Маркса и Энгельса. И это временная ампутация, которая в то же время является пространственной ампутацией: сосредоточение исключительно на далеком будущем (причем прочитанном в решительно утопическом ключе) влечет за собой исключение большей части мира и человечества, того, что начало делать первые шаги к современности или даже порой застряло на ее пороге. И поэтому важнейшим условием возрождения марксизма на Западе является преодоление им фактически вызванной им временной и пространственной ампутации революционного проекта.