4. Восстановление отношений с мировой антиколониальной революцией Преодоление досадной временной и пространственной ампутации марксизма будет невозможно, если марксисты на Западе не восстановят свою связь с глобальной антиколониальной революцией (в основном возглавляемой коммунистическими партиями), которая была основным содержанием двадцатого века и продолжает играть существенную роль в столетии, в которое мы только что вступили. Восстановление этих отношений означает, прежде всего, полное возвращение колониального вопроса в исторический баланс двадцатого века и марксизма двадцатого века. Когда он окончательно порвал с марксизмом, Колетти (1980, стр. 78-9 и 74-5) с удовольствием отмечал, что он пришел к выводам, не отличающимся от тех, к которым в конечном итоге пришел Альтюссер. Но даже для последнего равновесие коммунистического движения оказалось несостоятельным: нигде, как с горечью заметил французский философ, не произошло «угасания нового революционного государства», обещанного большевиками. Действительно, — с торжеством добавил итальянский философ, — коммунистам так и не удалось решить проблему ограничения власти, в отличие от того, что произошло на либеральном Западе. Это равновесие можно с пользой сравнить с тем, которое было составлено примерно три десятилетия назад философом, который не был последователем марксизма или коммунизма, а скорее острым, хотя и внимательным и уважительным критиком обоих. Против представления Холодной войны как столкновения свободного мира, с одной стороны, и деспотизма и тоталитаризма, с другой, он возражал: «Западный либерализм основан на принудительном труде в колониях» и на повторяющихся «войнах»; «любое оправдание демократических режимов, которое обходит молчанием или мистифицирует их насильственное вмешательство в дела остального мира, лишено доверия». И поэтому: «Мы имеем право защищать ценности свободы и совести, только если мы уверены, что при этом мы не служим интересам империализма и не связываем себя с его мистификациями» (Мерло-Понти 1947, с. 63, 189 и 45). Подводя итог первому пункту: если при подведении исторического баланса двадцатого века мы избежим близорукости и европоцентристского высокомерия, мы должны признать существенный вклад коммунизма в свержение мировой колониально-рабовладельческой системы. Безжалостное превосходство белой расы, характерное для США в начале двадцатого века, было осуждено несколькими смелыми людьми как «абсолютистская расовая автократия» (Вудворд, 1951, стр. 332): этот режим, напоминающий Третий рейх, на самом деле существовал на планетарном уровне и был главной целью движения, возникшего в результате Октябрьской революции. Несмотря на то, что борьба между антиколониализмом, с одной стороны, и колониализмом и неоколониализмом — с другой, приобрела новые формы по сравнению с прошлым, она не прекратилась. Неслучайно, что в момент своей победы в холодной войне Запад праздновал ее как поражение, нанесенное не только коммунизму, но и третьему миру, как предпосылку для долгожданного возвращения колониализма и даже империализма. Правда, энтузиазм и эйфория были недолгими; Однако это не означало, что произошло реальное идеологическое и политическое переосмысление. Действительно, унижения и крики тревоги по поводу упадка Запада или относительного ослабления Запада и его ведущей страны напоминают аналогичное явление, которое имело место в начале двадцатого века, когда авторы, пользовавшиеся необычайной популярностью по обе стороны Атлантики, осуждали смертельную опасность, которую «растущая волна цветных народов» нависла над «мировым превосходством белой расы» (см. выше, гл. IV, § 3). Конечно, в наши дни язык изменился, он больше не относится к расам и расовой иерархии; и это изменение является признаком успеха антиколониальной революции в двадцатом веке. Однако, с другой стороны, новые почести колониализму (и даже империализму) и постоянное восхваление Запада (уже не белой расы) как исключительного места подлинной цивилизации и высших моральных ценностей являются признаком того, что антиколониальная революция не