Она была скромна и молода
и так прелестно нежно улыбалась,
что я вздохнул: какая всё же жалось,
что жизнь нам карты путает всегда.
Я мог бы другом стать ей и вдвоём
гулять в саду и целоваться сладко
в укромном уголке по-детски без оглядки,
забыв на белом свете обо всём.
А мог бы мужем быть ей и тогда
идти по жизни, как до нас шагали
другие пары в счастье и печали
на многие и многие года.
А мог бы просто стать поводырём,
чтоб провести её по жизни трудной,
как лоцманы ведут по морю судно
одним лишь им изведанным путём.
А мог бы быть… Да что это со мной?
Я постарел, душа давно остыла.
Она тихонько мимо проходила
и растворялась за моей спиной.
Т Е Л Е Ф О Н
Я всю ночь терзаю телефон:
"Дома, нет ли, отзовись, родная.
Я к тебе душой стремлюсь, а он
нас опять, подлец, разъединяет".
Я ловлю с надеждой каждый звук,
то молюсь, то крою трёхэтажно:
"Потрудись, товарищ, брат и друг,
позвони ей, это очень важно.
Не к лицу тебе такая спесь,
знаю, можешь, но, видать, не хочешь.
Ты устал, и я измучен весь
выходками сумасшедшей ночи".
Наконец-то длинные гудки,
слышу голос ласковый и милый:
"Ты прости, но ночи коротки,
я с любимым недоговорила".
* * *
Надень-ка кофту новую
да юбочку плиссе,
похвастайся обновою,
пускай посмотрят все.
На ноги - лакировочки,
на голову - платок.
Красивые обновочки
привёз тебе дружок.
Пройдём по главной улице
под ручку взад-вперёд,
не жалко, пусть любуется
на нас с тобой народ.
Пускай твои товарочки
от зависти помрут,
подобные подарочки
им вряд ли привезут.
И вовсе я не хвастаю
и не настолько пьян.
Дарю тебе для счастья я
нарядов чемодан.
Всё новое с иголочки,
фасон - с ума сойти,
на вашей барахолочке
такого не найти.
Вот бусы жемчуговые,
вот беличьи меха.
Нет в мире, чернобровая,
щедрее жениха.
ВИНОГРАДИНЫ
Ах, глаза твои - виноградины,
льют вокруг вино полусладкое,
может, мы бы с тобой поладили,
если встретились где-то украдкою.
Схоронились бы за непогодою,
чтоб соседи случайно не сглазили.
Что поделать, коль не свободны мы,
и живём не в Европе, в Азии.
Только если в душе моей ссадины,
залечить не захочешь нисколько ты,
попрошу я тогда виноградины,
пусть вина мне нальют полугорького.
КАБЛУЧОК
Милые ножки бегут по тропинке,
как карандаш мой вдоль строк.
Это спешит на свиданье Кристинка,
песни поёт каблучок.
Возле дорожки цветут незабудки,
прячется в травке сверчок.
Ножки торопятся, ни на минутку
не замолчит каблучок.
Чёрные кошки мешают девчонке,
вертятся назло у ног,
но не собьётся, не прыгнет в сторонку
звонкий её каблучок.
Злобные мошки сбиваются в стаи,
тоже спешат на точок,
а над тропинкой всё выше взлетают
за каблучком каблучок.
Звёзды, как плошки, висят над селеньем,
смотрят, а сами молчок.
Ножки спешите и бей веселее,
как в барабан, каблучок.
Мама в окошко смотрит на дочку,
выросла, словно цветок,
и позвала и взяла её ночка,
слышится лишь каблучок.
Месяц сторожкий вдруг над тропинкой
свой засветил огонёк.
Кто там шагает навстречу, Кристинка?
Мигом умолк каблучок.
* * *
Последний раз танцуем мы с тобой,
вот и настало время попрощаться.
Раз мы не на вокзале, не в пивной,
давай тогда не будем целоваться.
Я знаю, ты встречаешься с другим,
поэтому со мною так небрежна.
Струится вниз, как в непогоду дым,
мимо меня твой волос белоснежный.
Мы молча кружим свой последний вальс,
порой не в такт, порою без старанья.
Оркестр поёт, как будто бы для нас
про чьи-то стародавние страданья.
А впрочем, что теперь до старины,
зачем тревожить заново былое.
Я за собой не чувствую вины
и ты чиста, как небо голубое.
Оркестр заглох. Я за руку веду
тебя, как и положено, на место.
Ну, что ж, прощай. На радость иль беду
чужой ты стала сгоряча невестой.
Тебя, конечно, дома ждёт жених,
ему свою подаришь ты улыбку.
Молю я Бога, чтобы этот миг
не стал непоправимою ошибкой.
Оркестр снова музыку ведёт
и снова, как нарочно, про страданья.
Рыдают в зале семь несчастных нот,
и плачу я в душе, - от расставанья.
* * *
Я знаю, жизнь не удалась,
писал стихи, а вышла проза,
и в сердце навсегда впилась
обиды горькая заноза.
Мечтал взлететь, опять, увы!