— У нас тогда была собака, — сказала миссис Маршант, и ее взгляд устремился к окнам.
Селкерк закрыл глаза, чувствуя, как тепло чая разливается внутри, и слыша тоску в голосе смотрительницы. Когда он снова открыл глаза, миссис Маршант все еще вглядывалась в горизонт.
— Собаку мы назвали Льюис. В честь моего отца, который умер в море, когда мы с матерью плыли сюда из Лиссабона. Чарли подарил мне пса.
После этих слов Селкерк замер. И дело было не в истории, которую он уже слышал от Амалии и которую помнил, дело было в том, как женщина произнесла имя мужа.
— Чарли не нужно было работать. Его семья построила половину кораблей, которые когда-либо отплывали от этого берега. Он говорил, что просто хочет, чтобы его друзья благополучно возвращались домой. И, я думаю, ему нравилось жить на маяке. Особенно со мной. И с моими девочками.
— Парень не дурак, — пробормотал Селкерк и, с удивлением поняв, что произнес это вслух, покраснел.
Но смотрительница только кивнула.
— Да. Он был умным. Еще он был безрассудным. Нет, неправильно… Он любил… играть в безрассудство. В дождь он привязывал себя к перилам вон там. — Она махнула рукой в сторону тонкой полосы металла, которая опоясывала платформу за окнами с наружной стороны. — Он говорил, это все равно что плыть под парусом, не выходя в море. И не расставаясь со мной.
— Он тоже был религиозен, как вы? — Вопрос вырвался у Селкерка непроизвольно и, похоже, удивил миссис Маршант. — Это все… — пробормотал Селкерк и показал на ковер, на игрушечный монастырь.
— О, это всего лишь привычка, — сказала она. Снова улыбнулась, но не так, как Амалия, и дождалась, пока он понял смысл шутки. После чего продолжила: — Мы с матерью получали дополнительный доход, делая кукол для школы Святого Сердца Марии. Они отдавали их бедным девочкам. Тем, которые были беднее, чем мы.
Жар ее взгляда усилился на его щеке, как будто он наклонился ближе к свече. Это ощущение почему-то раздражало его, заставляло нервничать.
— Но он бросил вас. — Слова его прозвучали грубее, чем он рассчитывал. — Ваш муж.
Губы миссис Маршант медленно раскрылись.
— Он собирался взять меня. Братья Кэндалл (Кит был его лучшим и самым старым другом, а Кевина он знал с самого рождения) хотели, чтобы мы оба отправились с ними. Это было в 1837 году. В единственный погожий январский день, который я видела здесь. Было очень тепло, мистер Селкерк, и киты ушли на зиму.
До того дня я не понимала, что Чарли ни разу в жизни не выходил в море. И до того дня я не понимала, как ему этого хочется. Конечно, я сказала «да». Потом Льюис подвернул лапу в камнях, и мне пришлось остаться с ним. Я уговорила Чарли плыть. Он тоже был блондином. Как вы. Вы знали это?
Встав с кресла, Селкерк посмотрел на воду. Небо полностью заволокло низкими серыми тучами, из-за чего он потерял ориентацию во времени. Понятно было только то, что уже вторая половина дня. Если не поторопиться, он рискует не успеть выехать из Винсетта засветло, хоть с лошадью, хоть без. Монашки у его ног наблюдали за водой.
— Миссис Маршант…
— Конечно, он был ниже вас ростом. И веселее.
Селкерк повернул голову к женщине. Она как будто не замечала его.
— Конечно, он был счастлив, почему не быть? Ему так часто везло в его короткой жизни. Чаще, чем человек может заслужить или ожидать от судьбы. Сестры из школы Святого Сердца Марии всегда говорили, что удачливый человек приносит несчастье тому, кто с ним водит компанию. Что вы об этом думаете, мистер Селкерк?
На осмысление вопроса у Селкерка ушло несколько секунд. Когда он сел, миссис Маршант порывисто встала и прижала к окну ладонь. На какой-то миг из-за ее неподвижности и необычного наклона головы — в сторону земли, прочь от моря — у Селкерка появилось сумасшедшее предположение, что она слепа так же, как ее куклы.
— Боюсь, что мне в жизни везло гораздо меньше, — наконец сказал Селкерк.
Она смотрела на берег, но теперь повернулась к нему, снова сияя улыбкой.
— Сестры считают вас честным человеком. Они предлагают вам выпить еще чаю.
Вернувшись к бюро, она снова наполнила его чашку и поставила ее рядом с ним. Кукольную монашку она посадила на бюро, в самый центр белого блюда, где та выглядела, как миниатюрный лыжник.
— На следующее утро после того, как они уплыли, меня разбудил Льюис. — Ее глаза отражались в стекле на фоне серости. — За день он поправился и всю ночь где-то пропадал. Он любил убегать из дому. Порой я видела его только тогда, когда выходила вешать белье или еще по каким-то домашним делам. Но в то утро он стал скулить и царапаться в дверь. Я подумала, что он упал или опять себе что-то повредил, поэтому побежала открывать. Но, как только я открыла дверь, он стрелой метнулся мимо меня и взлетел вверх по лестнице. Я поспешила за ним, и, когда увидела его, он скулил на окно. Я до того разволновалась, что долго даже не поворачивалась к окну. Когда же я наконец посмотрела в него…