Он с какой-то злостью посмотрел на меня, а потом прошел дальше и произнес:
— Помоги мне, — выдавил он из себя. — Прошу… помоги мне убить этого ублюдка. Всех этих ублюдков!
Он не договорил. Стиснул зубы, и уставился на меня раскрасневшимися глазами. Он жаждал мести. Как бы он не относился к Сержу, казалось, именно Бородач больше всех опечален. Буквально был убит горем.
— Нет, — сказал я тихо, но твёрдо, не отводя взгляда. — Подумай о последствиях. Кто-то должен позаботиться о детях. О семьях, о которых заботился Серж. Помоги тем, кто остался. Разве это не важнее?
— Важнее⁈ Это уже не имеет никакого значения! Ничего не имеет значения! Он убил его! Просто так… потому что захотел. Я не могу просто сидеть и делать вид, что ничего не произошло!
Он резко замолчал, снова стиснув зубы, но на этот раз до болезненного скрипа. Всё его тело подрагивало.
— Помоги мне! — взвыл он. — Прошу! Ты единственный, кто способен! Только у тебя хватит сил. Ты знаешь, что это несправедливо. Помоги мне отомстить!
Я смотрел на него долго, не отводя взгляда. За окном начинал накрапывать дождь, будто небеса тоже оплакивали эту смерть.
— Ты хочешь мести? — спросил я наконец.
— Да! — выкрикнул он. — Да, хочу! Я хочу, чтобы они почувствовали то, что чувствую я! Чтобы они страдали!
— Месть… она как алкоголь, — сказал я, всё так же спокойно. — С выдержкой только крепчает. Если ты бросишься сейчас, ты просто умрёшь. И всё. Никто не запомнит тебя. Никто не запомнит Сержа. Только ещё одна смерть. Ещё одно имя в списке жертв.
— Что ты мне тут… — Борода сжал кулаки, его лицо исказилось от злости. — Своими заумными фразочками голову морочишь! Ты вообще понимаешь, кем он был для нас⁈ Что он сделал для этих детей⁈ Кому-то он был отцом. Кому-то братом. Кому-то учителем. А кому-то спасителем… Ведь если бы не Серж…
— Я понимаю. И мне тоже больно. Но бросаться в слепую и бессмысленную атаку, не выход. Слишком глупо и безрассудно. И поверь мне, я понимаю, о чем говорю. Ведь я именно тот, кто зачастую ищет достойного сражения. Но это… бессмысленное самоубийство.
— Я… я не могу так всё оставить… — еле слышно произнес Бородач и сел рядом со мной. — Понимаешь? Просто не могу.
— Ты винишь себя за случившееся? — Догадался я.
— Не просто виню. Всё именно так и есть. — Сдерживая слезы и играя желваками, проговорил он. — Серж… в тот гребанный день… он что-то чувствовал. Но я его не послушал. Загорелся этими деньгами. А ведь он предупреждал всех нас. Но я… как и всегда…
— Наверное, это больно.
— Да что ты знаешь о боли⁈ — Огрызнулся он.
— Кое-что знаю. И об утрате тоже. Если ты не заметил, то я всегда один…
В этот момент Бородач замолчал и задумался. До этого он постоянно смотрел в одну точку, а теперь перевел взгляд на меня. — И что ты предлагаешь? Просто сидеть сложа руки?
— Нет. Во-первых, продолжи дело Сержа. Сделай так, чтобы его труды не пропали бесследно. Во-вторых, чти память о нем. И не позволяй людям думать про него плохо, чтобы со временем… в памяти всё это не исказилось. Для вас он всегда был героем. Пусть так и остается. И в третьих… рано или поздно те люди заплатят за то, что сделали. Но сейчас у нас нет сил… Если ты умрешь… в общем, позаботься о детях. Сегодня это твой долг. А я позабочусь об остальном.
Борода опустил голову. Его плечи поникли. Слёзы снова потекли по его щекам, но теперь он не пытался их сдерживать.
— Я не могу… — прошептал он. — Я не могу просто отпустить это. Я не могу забыть.
— Ты и не должен, — сказал я. — Но не позволяй этой боли убить тебя. Позволь ей сделать тебя сильнее. Ты нужен детям. Сегодня они потеряли очень многое. Не дай им потерять всё что осталось.
Он молчал. Долго. Потом кивнул. Медленно. С горечью. Но кивнул.
— На самом деле… всё чего я хочу… это извиниться перед Сержем. И сказать ему, что он был прав. Всегда. Надо было слушать его! Но… Теперь уже поздно.
— Так сделай это.
— Не говори чепухи! Он уже не услышит. Мертвым нет дела до сожалений живых!
Я лишь пожал плечами и спустя недолгую паузу произнес.
— Возможно. А может и нет. Но тебе ничего не мешает выговориться. — Я похлопал его по массивному плечу. — Просто сделай это. Хотя бы для себя.
— Ладно… — прошептал он спустя долгую паузу. — Я сделаю, как ты говоришь. Но я никогда не забуду… и не прощу их. Рано или поздно… месть свершится.
Бородач поднялся и направился на выход. Но не успело и пяти минут пройти, как дверь в мою комнату почти с такой же яростью, как и в прошлый раз, открылась, ударившись о стену, и в комнату влетел один из мальчишек. Я уже знал его. Он был одним из самых старших. Марк. И его лицо было таким же злобным и заплаканным.