— Нож в каком-нибудь купе найдется. Почему тебя вода так волнует? На любой станции есть вода.
— Мечтатель. Если нас погонят и мы, как ты говоришь, «полетим стрелой», остановок не будет. Когда нас выстроили на платформе перед посадкой, я видела, что загружали в девятый вагон, где находится ресторан. Пайки загрузили, а воду не привезли. И еще, Андрюша. Ты помнишь, сколько народу ехало с нами в ту сторону? Вагон был полон, а на свои места вернулась половина, в лучшем случае.
— Кто-то мог изъявить желание остаться на стройке.
— Ну да. Очень им нужен художник с дочерью из соседнего купе. Ах, какой специалист-строитель. А куда делись военные? Майор с женой занимали купе, соседнее — капитан, тот, что жену на платформе не дождался. И женщины нет с детьми. Они ехали в деревню на каникулы. Погуляли детки, воздухом подышали, парного молочка попили…
— Может, их посадили на более ранний поезд, наш ушел из Камска одним из последних. Были первыми, оказались в хвосте. Тем, кто торопился, могли пойти навстречу.
— Один ты никуда не торопишься.
Ближе к вечеру Ирина Николаевна отправилась к проводнику.
— Скажите, любезный, а мы можем попросить чаю?
— Вы из двенадцатого купе?
— Совершенно верно. У нас двое детей.
— Вы возвращаетесь в Хабаровск и можете пойти в ресторан. У меня чай только для тех пассажиров, которым ехать не дольше суток. Сейчас я вам отдам ваши билеты, и вы их предъявите подавальщице.
— И часто мы можем посещать ресторан?
— В завтрак и ужин. Обед сухим пайком. Возьмите ваши билеты.
Пожилой проводник был очень строг, Ирина понимала — конфликтовать не надо, здесь он главный, споры ни к чему не приведут. И все же спросила:
— Проблема с водой?
— Решаемая. Водой нас обеспечат в ближайшем городе. Идите, гражданочка, и не нервничайте. Государство заботится о своем народе.
Об этом она слышала с детства, но когда с ее санитарного поезда стали снимать легко раненных, чтобы отправить в бой, Ирина усомнилась в трогательной заботе о народе.
Возможность поесть в ресторане обрадовала ребят и мужа. Они мечтали о борще и мясе, но никакого борща в меню не оказалось. Давали гречневую кашу с тушенкой, два куска черного хлеба, стакан чая и свежие огурцы. Когда подошла очередь, за один столик пригласили семью Тарасовых и молодую парочку, хотя мест было всего четыре.
— Дети могут сесть к нам на колени. Все усядемся, — поспешил сказать Андрей Александрович, не дав возможности жене вступить в очередной конфликт.
Уселись и тут же съели все, что подали. В ожидании чая разговорились. Молодого человека звали Семен, он был востоковедом, а его девушку — Таней.
— Ваше путешествие тоже сорвалось? — спросила Ирина. — Вы из Хабаровска?
— Оно не сорвалось, — сказала Таня, — в Хабаровск мы не вернемся. Мы беглецы, сойдем на первой же станции и будем ждать поезда на запад. У нас нет обратного пути.
— Танюша, не преувеличивай, — смутился молодой человек.
— Какая интригующая история! — воскликнула Ирина, не умевшая сдерживать присущие ей любопытство и разговорчивость. — Такая красивая пара и бегство. Я догадалась. Так чьи родители оказались монстрами?
— Мои, — вздохнула Таня. — Сема из Ленинграда, он ученый, работал в Хабаровске с японскими архивами. А я родилась и жила всю жизнь в Хабаровске. Мой отец партийный работник, а мама журналист. Командировка Семы кончилась, ему надо возвращаться в Ленинград, а меня не отпускали. Это же эгоизм! Я должна растить брата и ухаживать за бабушкой, потому что мои родители очень заняты. А я хочу воспитывать собственных детей. Одним словом, я сбежала. Из Красноярска отправила телеграмму, чтобы не беспокоились.
— Большую ошибку сделала, Танюша, — сказала Ирина. — Если бы твой отец захотел, смог бы тебя ссадить с поезда. Телеграмма из Красноярска до Хабаровска идет два часа, легко высчитать, какой поезд останавливался в Красноярске.
— Я об этом не подумала. Папа у меня всемогущий, первый секретарь обкома партии.
Ирина нахмурила брови.
— Постой, постой, так ты дочка Бугримова Виктора Тимофеевича?
— Да. К сожалению. Папа и мысли не допускал, что его дочь может уехать. Для меня уже разложили мягкую дорожку-и институт выбрали, и мужа. Дудки! Со мной этот фокус не пройдет.
— Характером ты, конечно, в папу пошла, Танюша, — мягко улыбаясь, продолжала Ирина. — Молодец! А где вы живете в Ленинграде, Семен? Я часто бываю в вашем чудном городе. Мы с удовольствием заглянем к вам в гости при случае. Вы очень милая пара.
— Милости просим. Я живу в центре. Мойка, двадцать один, третий этаж, квартира двенадцать. Легко запомнить. Двадцать один и двадцать один наоборот, то есть двенадцать.
— Непременно заглянем.
— А вы умеете читать иероглифы? — спросил маленький Коля у Семена.
— Умею. Я их читаю чаще, чем наши газеты.
— Настена, дай мне пузырек, — дернул Коля сестренку за руку.
— Не дам. Ты обещал, что я сама подарю вазочку маме, — воспротивилась девочка.
— Вот сейчас и подаришь. Но мы же должны знать, что на ней написано.
Девочка достала из кармана изящную белую вазочку, похожую на колбочку. На белой эмали красной краской были написаны какие-то иероглифы, горлышко закрыто пробкой и залито красным сургучом.
— Какая прелесть, — восхитилась Ирина. — Сюда войдет букетик ландышей. Где вы ее взяли?
— Нашли в кустах возле станции, когда собирали грибы. Кто-то ее обронил.
— Чудо, что она не разбилась.
— Чудо, как она попала в Судженск, — сказал Семен, рассматривая миниатюрный кувшинчик. — Здесь написано: «Смерть врагам императора!» В таких сосудах японские офицеры носили саке, японское вино. Странно, что она не фарфоровая, а обычная, керамическая. Я видел только фарфоровые. Но как она могла попасть га тысячи километров от океана?
— Военный трофей, — предположил Андрей.
— Без единой царапины? Это же глина и обычная эмаль. Спустя пять лет после войны и такая сохранность?
— А что в ней? — спросил Коля.
— Иероглиф, стоящий на сургуче, мне не знаком. Очевидно, это чье-то имя или неизвестное мне название.
— Давайте посмотрим, что внутри, — предложила Ирина. Семен выдернул пробку и вытряхнул на стол кучку мелких
серых пылинок с хвостиками. Ветер из окна подхватил их, и они разлетелись по вагону-ресторану.
— Похоже на семена цветов, — сказал Семен, — но они вряд ли пригодны к посеву, пересохли со временем.
Он вернул кувшинчик мальчику.
— Зато вазочка очень красивая, — сказала Настена и убрала ее в кармашек.
— Конечно красивая, — согласилась мать, погладив дочь по голове. — Ты будешь ставить в нее цветочки.
Возвращаясь в свое купе, Андрей спросил жену:
— Когда это ты была в Ленинграде? Что-то я не припоминаю.
— Не была и не собираюсь. Но моему мужу нужна работа, а секретарь обкома партии может ему предоставить любую работу на выбор.
— Не вижу связи.
— Потому что близорук, хотя и не носишь очков. Бугримов дает тебе работу, а я ему адрес, где скрывается дочь.
Андрей побледнел и остановился.
ГЛАВА 2
1
Выход из бомбового отсека самолета имелся только один — через башню пулеметчика. Фюзеляж лежал на брюхе, все нижние люки оказались блокированными, противник проник в самолет через разбитые окна кабины. Команда Лизы попала в ловушку, в которую сама себя загнала по доброй воле. Обидно. Столько усилий, и глупый конец. Никто не хотел верить в бездарный исход, а потому и не стали стрелять, когда в луче фонаря появился силуэт мужчины. Луч скользнул вверх, и все ахнули. Среди ночи в кабину забрался призрак, мало того, этот призрак улыбался.
— Улдис! — вскрикнула Рина.
— Я, я, не паникуйте. И убери свой маузер, капитан. Второй раз подыхать неохота, на том свете ничего интересного нет.
— Ты же утонул… — растерянно проговорила Лиза.