Беглецы продолжали мучиться с замками. Открыть удалось только один из четырех. Стало понятно — в отведенное им время не уложиться, подрывнику придется подниматься на крышу по веревке. Он и сам это понимал, поджег шнур и пошел к ящикам, чтобы взобраться сначала по ним, а дальше по канату. И вдруг остановился. Присев на корточки, направил луч фонаря на огромный продолговатый ящик.
— Мать честная! Авиационная бомба! Зачем? Это же учебный полигон!
На складе находилось не менее сорока ящиков с бомбами. Кого они собирались бомбить? На земле остались следы от «ножек»: несколько ящиков забрали совсем недавно.
Подрывник побежал к воротам.
— Командир, улетайте, не ждите нас. Здесь бомбы. Через десять минут аэродром превратится в огромную воронку. Бегите!
— Гаси фитиль! — услышал он приказ из-за ворот.
— Постараюсь.
Впервые в жизни опытный подрывник испугался. Он не за себя боялся. За других. Угнать самолет под фейерверк — одно, погубить сотни людей ни за понюх табака — другое. На бегу он выронил фонарь. Теряя хладнокровие, теряешь жизнь — таков принцип саперов. Он продолжал бежать в темноте на движущийся огонек. И вдруг споткнулся, упал. На него рухнул штабель ящиков и разбил парню череп вдребезги. А огонек продолжал свой путь…
Услышав в ангаре грохот, командир достал ракетницу.
— Зачем? Нас тут же засекут, это же крайняя мера, — взволнованно сказал боец, возившийся с замком.
— Именно крайняя.
Командир выстрелил.
— У них сорвалось, — пробурчал Калюжный, увидев ракету. — Все в самолет.
Довести операцию до конца помогла дисциплина. Люди не кинулись толпой, шли строем, по четыре человека, цепочкой взбирались на борт. На прожектора уже никто не обращал внимания. С вышек огонь не открывали. То ли охрана спала, то ли потеряла бдительность.
— Нас прикрывают снежные хлопья, — сказал Калюжный, стоявший у трапа. — Мы за белой завесой. Передать команду пилоту — запустить двигатели, готовиться к взлету.
Генерал вошел в самолет последним.
Когда самолет тронулся с места, опять не прозвучало ни одного выстрела. Муратов знал, почему не стреляют, верил, что помогут. И действительно, прожектора осветили взлетную полосу и замерли.
Скорость нарастала, Василий взмок, пот застилал глаза. Стиснув зубы, он потянул штурвал на себя. Машина оторвалась от земли и резко пошла на подъем. И тут раздался небывалой мощности взрыв, небо стало красным. Самолет тряхнуло, но он продолжал набирать высоту.
Глядя в иллюминатор, генерал Калюжный сказал:
— Сработало! Аэродрома больше не существует, погони не будет. Можно лететь на низкой высоте.
Полковник Гофман кивнул.
— Слишком мощный арсенал.
— Да, барон. Но теперь-то вы можете посвятить меня в детали.
— Конечно. Начнем с парашютов. Только двенадцать из них раскроются в воздухе. Мне известны их номера. Я хочу обсудить с вами список самых достойных.
— Все достойные. Мы с вами полгода отбирали кандидатов для побега. Что еще вы хотите обсудить?
— Человек, содействующий нам, может взять под свое крыло не больше двенадцати. Но и они будут числиться мертвыми, а значит, ни о каком преследовании не может идти речи.
— Генерал Улусов немец?
— Он борец с режимом и национальность тут ни при чем.
— Покажите мне ваш список, барон.
Самолет набрал высоту и лег на курс. Через пятнадцать минут в кабину вошел немолодой мужчина с горбатым носом. Сидящий рядом с Муратовым солдат с автоматом тут же встал и уступил место второго пилота. Раньше Василий не видел этого человека. Его никто с членами банды не знакомил, зеки его не интересовали. Он сделал главное — вышел на лагерь, нашел руководителей и убедил их пойти на подвиг.
— Вы летите без карты, Иван?
Муратов обратил внимание на акцент горбоносого.
— У меня есть приборы, они надежнее любой карты.
— Среди наших ребят есть летчик, он вас проконтролирует. Точнее сказать, ваши приборы. Вы же не имеете определенного маршрута?
— Я лечу на северо-восток, где нет сосредоточения воинских частей. Там тайга и легко затеряться.
— А вам откуда знать? Ни один из заключенных не знал, где он сидит.
— Я местный. Из Черной балки. Можете считать меня исключением.
— Конечно. Вы же пришлый.
— Такой же зек, как и вы.
— Сколько отсидели?
— Три года.
— При индустриальном строительстве три года — большой срок. За это время многое изменилось. Скажите, Иван, по каким дням в лагере устраивали банный день?
Муратов не знал, что ответить.
— Не волнуйтесь, вы этого не можете знать. Вы из диверсионного отряда лейтенанта Бучмы, но и это не имеет значения. Ваш план сработал, и наш план должен сработать. Мы меняем курс.
Горбоносый достал листок и прикрепил его к приборной доске.
Полетим в этом направлении. И десантироваться будем там, где сочтем нужным. Мы не собираемся прыгать в объятия НКВД. Если вас что-то не устраивает, можем выкинуть вас прямо сейчас, без парашюта, у нас есть свой пилот. Выбирайте.
— Я полечу куда скажете, мне все равно.
— Отлично. Снижайте высоту, за нами нет никакой погони. Людям тяжело дышать.
— Как прикажете.
Горбоносый встал, его место занял молодой парень.
— Выправляй курс, дружок, — сказал он с усмешкой.
…Антон и Таня целовались, стоя под березкой. Их спугнул хруст веток. Антон включил фонарь. Едва ковыляя, весь ободранный, с окровавленным плечом к ним приближался Яша Стрелов.
— Бог мой, призрак! — вскрикнула Таня.
— Не дождетесь, — прохрипел моряк. Антон подставил ему плечо.
— Молодчина, капитан.
— Они взорвали поезд, гады. Степь до сих пор полыхает. Бомбили, будто крейсер под ними.
— Сейчас тебя Варя перевяжет. Тебе надо выспаться, Яша. С рассветом мы уходим. Путь через ущелье свободен, Васька увез бандитов. Своими глазами видели, самолет над нами пролетел.
— Я в порядке, ребята. Ущелье — семечки. Хоть через океан.
Моряк покачнулся и упал, потеряв сознание.
Генерал Хворостовский этой ночью не спал, работал в своем кабинете.
— Шифровка из Атырау от полковника Кашина, — доложил капитан.
— Читай.
— Особо секретно, товарищ генерал.
— Ты все равно ничего не поймешь. Читай.
Капитан распечатал сложенный листок, скрепленный сургучной печатью, развернул его и прочел:
— «Танкер «Дербент» выходит в море по расписанию. Пассажиры в полном составе. Телеграфируйте в Баку инструкции для погранслужбы. Танкер перегружен. Рекомендую снять лишний балласт. Посредник».
— Хорошо. Брось в пепельницу и сожги.
Капитан смял листок, положил в мраморную пепельницу и поджег его.
— Что с поездом?
— Поезд уничтожен.
— Аэродром?
— Сведения подтвердились. С этого аэродрома взлетали самолеты с бомбами на уничтожение литера 731. Сдетонировал арсенал. Аэродрома больше нет, но самолет с зеками сумел вылететь.
— Людей выслали навстречу десанту?
— Два моторизированных полка пехоты и интендантский полк. Все, что есть в близлежащих районах.
— Кто сообщил о взрыве? Улусов?
— Улусов не звонил. Сведения поступили от нашей агентуры по радиосвязи.
— Значит, Улусов выжидает? Ладно. Соедини меня с ним.
Капитан вызвал Новосельск, но ему не ответили. Он соединился с дежурным по управлению и тот его огорошил. Капитан положил трубку.
— Генерал Улусов на пожаре, горит рабочий поселок. Предположительно, диверсия. Он находится там с вечера.
— Выкрутился, мерзавец! Сам и устроил поджог!
Хворостовский заложил руки за спину и отошел к окну.
Он сделал правильный вывод, вот только доказать ничего не сможет. Оставалась слабая надежда на десант. Если он возьмет парашютистов живыми, то сумеет развязать им языки. С кем-то из них Улусов выходил на связь, без его поддержки зеки не решились бы на захват самолета. Генерал уже запрашивал Москву, но в архивах Лубянки не нашлось никаких материалов на полковника Абвера Болинберга. Когда-то Улусов сам работал на Лубянке, вполне мог запросить досье на самого себя и уничтожить его. Показания Антона ничего не стоят, он был несовершеннолетним мальчишкой в годы войны. Разведчик Клубнев уже в Иране. Он беглый каторжник, что стоит его слово против ставленника самого Берии. Крепкий орешек ему попался. Враг действовал на его глазах, а он ничего не мог предпринять. Хворостовский злился на себя.