— Мы что, перешли на глухоту?
— Что-что?
— Анекдоты про глухих. Я их просто обожаю.
— А уж об исламе я вообще молчу!
Опять этот тип со своим исламом. Он что, нарочно провоцирует? А может, он шпион? Очень трудно прислушиваться к разговору двумя этажами ниже, когда твои подопечные дети пристают к тебе с просьбой спеть. Они требовали, чтобы я исполнила переделку песни о любви из сериала про динозавра Барни, которая казалась им диковинной и ужасно смешила.
— Нам всем следует пойти работать в суповые кухни. — Я и так уже работаю в суповой кухне. Я воспитываю афроамериканского ребенка в двадцать первом веке.
— Вот что еще мы все должны сделать: поставить ветрогенераторы во дворах, солнечные панели на крыше…
— И носить деревянные башмаки!
— Я верю в новое поколение.
— А я нет! Они вообще не соображают, что кругом творится.
— А вы заметили, как двурасовые дети тяготеют друг к другу? Они начинают образовывать свою собственную группу.
— Они говорят про себя «смешанной расы», а не «двурасовые».
— У этих детей считается престижнее иметь черную мать. У многих из них матери белые, и теперь эти дети начали сбиваться в свою собственную группу. Мне сказала Джясмын.
— Мы все время читаем молодежи лекции о том, как устроен мир. Мы забываем: в некоторых смыслах они знают больше нас.
— Да, нет, верно. Эти студенты сочетают в себе лучшие качества обоих миров. Они серьезные, взрослые, принципиальные, умудренные жизнью и добрые — совсем не такие, какими были мы. И умилитель ны — через десять лет они уже не будут такими уми лительными.
— Я знаю, о чем ты! Они такие аппетитные. Так бы и съела. Так и хочется впиться губами. Впрочем, вил кой и ножом тоже можно.
— Опасно, оказывается, жить в университетском городе.
— Кто-нибудь хочет пива или все пьют вино?
— Меня беспокоит новое направление «принцесс на горошине», невесть откуда взявшееся. Точнее, его породили обеспеченные детские писатели, живущие на родительское наследство. «Приключения в Спаржевом переулке» и тому подобное. Взрослые все чаще уподобляются детям: живут исключительно в своем воображении. Они читают «Гарри Поттера», пока по всей стране разоряются газеты. Они практически ничего не знают о реальности.
— Да, ты об этом уже упоминал.
— Прошу прощения. Возможно, мне следует расширить круг собеседников.
— Если в лесу упало дерево, но его никто не слышал, взаправду ли оно упало? Я знаю, что на самом деле это говорится не так, но…
— Если в лесу упало дерево и под ним никого не оказалось, считай — повезло. Так должна звучать эта пословица.
— Что-что?
— Что, опять анекдоты про глухих?
— А?
Конечно, именно по причине глухоты (уж не знаю чьей) я и слышала эти разговоры. Сидя двумя этажами выше, я часто не разбирала слов, но звуки все равно доходили — меняя тональность, меняя ритм. Акустика в доме была причудлива. Иногда реплики слышались очень громко, врываясь через продухи вентиляции, лестничные пролеты, шахту для белья, а иногда затухали по дороге. В чем тут дело — только ли в устройстве человеческого рта, или в устройстве человеческого мозга тоже? Двинемся дальше в лес: если там два предмета упали с одинаковым звуком, который из них — дерево?
— Самое отвратительное — то, как интеграция школ направлена на образование белых, а не черных: ее используют, чтобы дать белым детям представление о межрасовых отношениях, а не черным об алгебре.
— Единственный чернокожий директор школы в нашем городе запретил ношение головных уборов.
— Скоро запретит и оголяющие задницу штаны. Скроенные будто на паховую грыжу. Правильно ли это? Надеюсь, что так.
— Когда белые усыновляют черного ребенка, их социальное положение чуточку страдает, не правда ли?
— В смысле отношения окружающих и в смысле новых проблем, с которыми сталкиваешься?
— В смысле всего, о чем мы говорили с самого начала. У каждого из нас найдется что порассказать.
В восемь часов родители потянулись наверх за детьми. Зубы шершавые от Зинфанделя, губы в цыпках от него же. Дети в основном сразу мчались к родителям, но некоторые, сидя с пазлом в углу, даже головы не поднимали. Я снова с удовольствием смотрела, как чернокожие матери, приходя, хватают в охапку сыновей и прижимают к груди со словами: «Привет, малыш». Черных отцов по средам было немного, но и они проявляли любовь физически, притягивая сыновей к себе и обнимая. Кое-кто из родителей пытался дать мне на чай. Было неудобно, но язык не поворачивался выговорить слова отказа. Выходя, одна девочка, Адиля, сказала своей сестре: «Чтобы чувствовать, что ты живешь, тебе нужно мучить других, верно ведь?» Ее отец обратился ко мне со словами: «Эти существа, которых мы считаем детьми, на самом деле иногда взрослые карлики».