Проблемы в резиденции Торнвуд-Бринк, насколько я могла судить в меру своего ограниченного опыта, сохраняли остроту, и временное удаление снадобья из толченых нарциссов их не решило.
— Я бросила один курс, так что теперь у меня больше свободного времени, — сказала я Саре, уходя однажды после обеда. Я думала, она обрадуется, что я смогу больше ей помогать. Но, заглянув ей в лицо, я уже не знала, как истолковать его выражение.
Она, видимо, поняла это и сказала:
— Ну, посмотрим, как получится. Я понимаю, что обходилась с тобой несправедливо в смысле нагрузки и оплаты. Но я постараюсь это компенсировать.
Премия. Я слышала о таком. Они всегда чем-то чреваты. Я помнила многообещающее пожатие руки — много месяцев назад, в январе, на больничной парковке. А потом вспомнила кое-что еще, и кое-какие слова Сары для меня прояснились: она тогда сказала не «убывает вместе», а «убивает вместе».
Но какой прок от этой реплики? Ведь я уже не могу использовать ее в реферате по «Макбету», который писала в прошлом семестре!
Подспудный яд в голосе: этому трудно научиться. Но его можно позаимствовать. Его можно набраться от тех, с кем поведешься. О него можно оцарапаться, как об кору.
Однажды я была дома одна с Мэри-Эммой, и зазвонил телефон. Я подняла трубку. Молчание.
— Бонни! — строго сказала я. — Это вы?
Мне столько всего нужно было ей рассказать. Ей столько всего следует узнать, причем немедленно!
— Бонни?
И тут в трубке послышался знакомый голос. Я каким-то образом догадалась, что он принадлежит женщине с потрясающими дредами. Голос, который постоянно шутил про глухих.
— Извините, я ошиблась номером, — сказала она.
А потом, как-то в понедельник, когда мы с Сарой обе были дома, телефон снова зазвонил. Я взяла трубку наверху и услышала: «Это Сюзанна, секретарь Роберты из “Опции адопции”…» Но Сара внизу тоже взяла трубку, так что я повесила свою и вернулась к Мэри-Эмме. Стив плавал в стеклянной миске, которую мы переставили на высокую полку в комнате Мэри-Эммы. Мы с ней слушали «Мне и горы не преграда» Дайаны Росс, подпевали и подтанцовывали. Я имитировала охи, ахи и речитатив с придыханием в исполнении самой Росс, и Мэри-Эмму тоже этому научила. В раннем детстве это была единственная известная мне песня в исполнении чернокожей певицы — точнее, единственная известная моей матери, поскольку этой песне научила меня она. Я воздевала к небесам и разводила в стороны тощие руки: «Если я нужна, позвони». Я подносила к лицу руку с двумя выставленными пальцами, изображая телефонную трубку: «Где бы ни был ты, только позови». Руки снова расставлены, улыбаюсь и киваю. Мэри-Эмма повторяла за мной. Внизу снова и снова звонил телефон. «Хоть в какой дали». До меня донесся голос Сары:
— Нет. Да. Это правда.
Я продолжала плясать вместе с ничего не подозревающей, веселой Мэри-Эммой.
«Где бы ни был ты, только позови, мигом прилечу на всю жизнь».
Внизу раздался протяжный стон, странно гармонирующий с музыкой.
«Мне поверь, на меня положись…»
Я прибавила громкость.
— Ни ветер, — пропела я, почти прокричала, и Мэри-Эмма прокричала в ответ:
— ни ветер!
— Ни дождь, — пропела я.
— ни дождь! — повторила она. Я, как всегда в этом месте песни, подхватила ее и усадила себе на бедро перед зеркалом, и мы продолжали, глядя на свое отражение:
— Ни снег, ни жара не остановят меня, ведь я люблю тебя!
Тут снизу послышался краткий мучительный вопль, не имеющий ничего общего с нашей песней. Но я продолжала петь и танцевать — в песне тоже были раскатистые выкрики, — прибавив еще громкости, чтобы совсем заглушить происходящее внизу. Так я занимала Мэри-Эмму почти полчаса. Она вторила всем раскатистым стонам и мечтательным восклицаниям и повторяла по команде пропетые мною фразы. «Есть в жизни у тебя одна гарантия, у тебя всегда буду я».
Мы практически перешли на крик.
— У ТЕБЯ ВСЕГДА БУДУ я!
— И если заскучаешь по моей любви, только позови…
— только позови!
— Просто вспомни…
— просто вспомни!
— Те слова, что я сказала.
— ТЕ СЛОВА, что я сказала!
— Когда тебя на волю отпускала!
— на волю отпускала!
И тут, когда музыка на миг умолкла, позвонили в парадную дверь. Прямо перед припевом. В детскую вбежала Сара. Я привернула громкость. Сара надушилась моими духами, тем самым запахом, и оттого, что она бежала наверх, духи разогрелись и пахли еще сильнее. «Арабская принцесса».