— Не хотите ли еще кофе? — Сюзанна приподняла кофейник и махнула им в сторону Эдварда.
— Нет, спасибо, — ответил он. И мы продолжили светскую беседу, из которой узнали, что Эдвард — ученый-исследователь, уже не связанный ни с каким университетом. Он изучал рак глаза.
— Как это получилось, что вы заинтересовались глазами? — жизнерадостно спросила Роберта.
Эдвард, сидя на канапе рядом с Сарой, ответил невинно и бодро:
— Ну… Все началось с того, что я заинтересовался грудями.
— Как это чрезвычайно необычно, — заметила Роберта.
Я развеселилась и хохотнула — большая ошибка. Бонни только молча смотрела на Эдварда.
— Но существует один вид рака глаза, у мышей, развитие которого заметно подавляется одним химическим соединением, оно встречается в винограде и, собственно говоря, в красном вине. Оно называется ресвератрол. Я им заинтересовался. Конечно, ни одна крупная фармацевтическая компания не хочет им заниматься, поскольку это природный продукт и его нельзя запатентовать, а все гранты для исследователей находятся в руках большой фармы…
— Но вам удалось найти заинтересованных инвесторов, — Роберта пришла ему на помощь. Все эти биологические матери хотят отдать ребенка богачам, богачам, богачам. Чтобы у детей было все, чего лишены сами матери. И у детей все это будет. Детки миленькие, они хорошо устроятся. Я решила, что больше всех в усыновлении нуждается сама Бонни.
— О да, кое-кто проявил интерес, — быстро добавил Эдвард. Он не хуже Сары улавливал подсказки адвокатши. — Жаль, что я изобрел не робота-убийцу или что-нибудь еще такое же гламурное.
Мы промолчали, и он продолжал:
— К сожалению, искусственный интеллект — очень уж искусственный. Таково мое мнение.
Сара неловко вмешалась:
— Вот представьте, я по профессии повар, он химик, мы с ним — я на кухне, он в лаборатории, — как у себя дома, и все равно нам так и не удалось сварганить собственного ребенка.
Вот опять: приемное дитя как само собой разумеющийся вариант. Сара нервничала, заискивала — и в итоге перешла невидимую черту, чужую личную границу, границу чужой чувствительности, границу своей честности, хотя этого я тогда еще не знала. Эдвард резко взглянул на нее. Но Сара продолжала:
— У нас с ним даже цветы не растут. Даже сорняки. Инвазивные виды. У меня в саду даже барвинок ведет себя как робкая фиалка.
Барвинок как робкая фиалка? Что бы это значило? Эти слова выражали что-то печальное, но в каком-то смысле неизбежное, как выход на пенсию стареющей балерины.
Бонни заерзала, и даже пустота у нее на лице слегка подвинулась, уступая место еще более абсолютной пустоте.
— Бонни, у тебя есть какие-нибудь вопросы?
До этого Бонни хотела всеобщего внимания, но сейчас, когда оно в самом деле устремилось на нее, она испугалась. К лицу прилила кровь. Может быть, в природе и правда существует соединение, предотвращающее рак глаза, рак слезных протоков, хотя я в этом сомневалась. Я видела, что глаза у Бонни тоже начинают краснеть, и скоро они наполнились блестящей водой, как бы солнечным светом в отсутствие солнца. Она медленно потянулась руками к волосам.
Она медленно осознавала в полной мере, заново, что именно собирается сделать.
— Я сейчас всего лишь санитарка в больнице. — Она не произнесла слово «горшки», но это было и не нужно. — Я бы хотела снова пойти учиться.
— Мы можем с этим помочь, — сказала Сара.
— Э… вообще-то в нашем штате это незаконно, — сказала Роберта. — Но определенные небольшие подарки закон не запрещает.
— Я хотела сказать, мы можем помочь… в других аспектах. Советами и тому подобным. — Сара выглядела жалко и вместе с тем мужественно. Мужества у нее не отнимешь.
— Я просто хочу для своей девочки всего самого лучшего, — твердо сказала Бонни. — Вы же вырастите ее католичкой?
— Конечно, — соврала Сара и щедро подалась вперед, чтобы погладить Бонни по руке. Я сидела к Бонни ближе и потому обняла ее. Не знаю, что на меня такое нашло. Но мне показалось, что мы — единая команда. Отряд спасателей — и одновременно истребителей, и я тоже в этом отряде и должна выполнить свою часть задания. Бонни на миг зарылась лицом мне в плечо, но тут же овладела собой и выпрямилась. Сара ошеломленно смотрела на нас.
— Ну что, Бонни, пора нам с тобой пойти ко мне в кабинет и все обсудить? — спросила Роберта.
— Да, — сказала Бонни. Они ушли в кабинет и закрыли за собой дверь. Мы трое остались стоять в обществе Сюзанны, которая заметила: «Я много тяжелых сцен видела в этой приемной» — и тут же зарылась в папки с бумагами.