— Да, — сказала я сейчас. Солнечный свет обрамлял плотные шторы на окне. Я раздвинула их, потянув за пластмассовый стержень, и утро прожгло себе путь в комнату — ясное и пылающее над заснеженной стоянкой машин. Стало видно, что на потолке номера — Роршах, шах и мат пятен от протечек сверху, а в стенах — дырки от пуль. Президентский номер! Что ж, надо думать, и в президентов иногда стреляют. Обои отставали треугольниками вдоль швов, словно плечо платья, спущенное, чтобы показать тело наштукатуренной шлюхи. На стене был приделан фальшивый термостат, который ничего не регулировал. Термостат в никуда.
— Ты сможешь встретиться с нами в вестибюле через полчаса? — недоверчиво спросила Сара.
— Конечно.
Я пошла к кофеварке, стоящей у меня в номере, и попыталась понять, как она работает.
Увидев Сару и Эдварда в вестибюле, я тут же поняла свою ошибку. Они смотрели на часы, держались за руки, снова смотрели на часы. На меня взглянули лишь мельком, для проформы, и когда я влезла в машину и села на заднее сиденье, как надутая мрачная дочь-подросток, стало ясно, что на этой семейной вылазке мне делать нечего. Эдвард начал закуривать сигарету, но Сара смахнула ее прочь.
— Боишься «пассивного курения»? Научные данные на этот счет расходятся.
Сара взглянула на него, но промолчала. Я на неудобном заднем сиденье вспомнила заголовок статьи из студенческой газеты.
— Знаете, что говорят про пассивное курение? — Я еще была девчонкой, только училась шутить в компании, а потому часто заимствовала шутки.
— Что? — спросила Сара.
— Оно придает пассивного гламура.
Эдвард повернулся назад, чтобы посмотреть на меня. Сказанная мною глупость была ему приятна, и он решил разглядеть меня поближе — понять, кто я сегодня.
— Ты хорошо позавтракала? — спросил он.
— Да, — соврала я.
— Иногда человеку больше ничего и не нужно. — Он снова отвернулся вперед, и я еще некоторое время разглядывала его волосы-плащ, странное теплое крыло.
Мы подъехали к дому патронатной семьи. Он стоял в рабочем районе. Фамилия семьи была Маккоуэн, и у них на гараже красовалась большая буква «М» из ярко-зеленого пластика.
— Ты готова заскочить? — спросил Эдвард у Сары.
— Еще и как, — ответила она.
Эдвард снова развернулся ко мне:
— Сара считает эти слова квинтэссенцией материнского словаря: «заскочить», «подскочить». Все куда-то скачут, а матери — дирижеры этого скакания.
— Именно, — сказала Сара.
— Я согласна в каком-то смысле, — сказала я, но в моих словах прозвучало скорее сомнение, чем согласие, которое я пыталась выразить. Сара заглушила мотор, быстро оглядела себя в зеркале заднего вида, проверив зубы — не пестрят ли на них обугленные крупицы завтрака, подобно черным точкам на игральных костях. Затем она открыла дверцу машины. Площадка перед домом была расчищена, и мы все выскочили. Мы захлопнули свои дверцы по очереди, и получился залп, словно подъехала полицейская машина, из нее высыпали полицейские и схватились за пушки. Сара, стремительная и деловая, первой оказалась у крыльца и позвонила. Мы с Эдвардом еще только тащились за ней, как полицейские-новобранцы. Она уже открыла штормовую дверь и подпирала ее плечом. Она уже развязывала шарф. Когда белая дверь Маккоуэнов открылась, Сара сняла шапку с помпонами на завязках. Быстро, совершенно излишне поправила волосы.
— Здравствуйте, я Сара Бринк? Мы приехали повидать девочку?
Дверь открыла женщина, крупная блондинка. Казалось, она слегка хромает, словно один тазобедренный сустав плохо гнется, хотя, стоя в дверях, она этого никак особенно не демонстрировала, разве что перенесла вес тела с одной ноги на другую.
— Нас не предупредили, что кто-то должен приехать, — сурово сказала она.
— Роберта Маршалл сказала, что организовала встречу? — произнесла Сара, как раз когда мы наконец ее догнали.
— Это кто такая?
— Она сотрудник «Опции адопции»?
— Нет, у нас патронат от католических социальных служб, и нам никто вообще про это не звонил.
— О боже. — Сара посмотрела на Эдварда, на глаза у нее уже навернулись слезы. Меня охватило странное чувство: мне показалось, что я участвую в похищении чужого ребенка и должна то ли срочно делать ноги, чтобы успеть добежать до канадской границы, то ли вломиться в дом и кого-то схватить. Я не позавтракала, и мой ум нуждался в успокоении.
Все стояли, дышали, и никто не понимал, что делать. Женщина в дверях пристально разглядывала нас. Интересно, как мы выглядели в ее глазах. Чрезмерно образованные, хорошо сохранившиеся либеральные типы из Трои с дочерью студенческого возраста. Или противоестественный союз трех человек. Тоже из Трои. Для всего остального штата Троя была источником всяческих извращений, претенциозности и порока. Я сама частенько так о ней думала.