Женщина в дверях, миссис Маккоуэн, вздохнула, словно признавая поражение:
— Не знаю, почему их называют организациями. Это хаос, а не организация.
Она расширила щель между дверью и косяком:
— Ну, раз уж вы здесь, можете с тем же успехом зайти и посмотреть на Мэри.
— Мэри? — Сара ни разу не спросила, как зовут девочку — явно уже сама выбрала имя, и «Мэри» было не оно.
— Девочку. Вы ведь ее хотите повидать, верно?
— О, конечно. Это мой муж Эдвард, — торопливо представила его Сара, — и наш друг Тесси.
Я кивнула миссис Маккоуэн, а она слегка прищурилась на меня, явно ломая голову, кто это еще такая, черт возьми.
Мы вошли в гостиную. Там были желтые стены, зеленый ковер и диван в коричневую шотландскую клетку. Телевизор во всю мочь вещал что-то утреннее. На полу валялись яркие пластмассовые кубики и недорогие мягкие игрушки, пушистые, свежие — гусеница и шмель. В дверном проеме, ведущем в глубь дома, застыла девочка-подросток — она стояла и смотрела на нас, и молчала. Малютка Мэри была в бледно-зеленом комбинезончике-ползунках, отрезанных снизу. Она давно выросла из такой одежды. Она была уже не младенцем и выглядела на полных два года, но стояла в пластмассовых ходунках, поставленных перед телевизором, и смотрела на экран. Похоже, какое-то дурацкое ток-шоу: «Значит, вы ушли от него, потому что он не желал принимать золофт?» — спрашивала женщина с тщательно уложенными волосами другую женщину.
Даже не детская программа. Миссис Маккоуэн подошла к телевизору и выключила его.
— Мэри, смотри, к тебе гости!
Девочка развернулась внутри ходунков и одарила нас улыбкой во весь рот. Зубки у нее были как крохотные белые ракушки. Волосики — черные, шелковистые, кожа по цвету нечто среднее между золотистым и кофе с молоком, глазки черные, блестящие; она была похожа на смышленого индийского торговца коврами. Она протянула ручки кверху, чтобы ее подняли. Ходунки для нее были чем-то вроде передвижного офиса. И сейчас она хотела из него выйти.
— Здравствуй, детка, — Сара взяла Мэри на руки, но та застряла ногами в полотняных дырках ходунков, и все сооружение поднялось в воздух вслед за ней. Небольшая катастрофа. Саре не удалось выпутать девочку из ходунков, и Мэри заплакала.
— О боже, эта штука не снимается, — сказала Сара. Я подошла помочь, и Эдвард, к его чести, тоже и мы стянули ходунки с Мэри, но она уже ревела, зовя миссис Маккоуэн, и извивалась у Сары в руках, пытаясь вырваться.
— Ох, Мэри, поди сюда, дитя, — сказала миссис Маккоуэн, взяла девочку у Сары и успокоила. Сухо посмотрела на Сару: — Вы умеете обращаться с детьми?
— Она уже слишком большая для этой штуки, — ответила Сара, стараясь держаться уверенно.
— Не присядете ли? — предложила миссис Маккоуэн, и мы быстро сели. Девочка-подросток осталась стоять в тени. Сара оказалась рядом с миссис Маккоуэн, которая держала на коленях уже успокоенную Мэри. Эдвард сел в кресло рядом с телевизором. Я заметила, что он не умеет определять нужную дистанцию до собеседника и это вредит его шарму. Он всегда находился то слишком близко, то слишком далеко. Я как-то читала, что правильное расстояние — восемнадцать дюймов. Но Эдвард, похоже, все время оказывался где-то не там — не только в переносном смысле, но и в прямом. Сейчас он был далек и в основном неподвижен.
— Хочешь поздороваться с гостями? — спросила миссис Маккоуэн у Мэри. — Хочешь на ручки к своей новой маме?
— Мама? — повторила Мэри и извернулась, чтобы поглядеть на девушку, все еще таящуюся в тени. От такого внезапного внимания девушка исчезла совсем. И тут стало ясно, что именно она воспитывает ребенка. Миссис Маккоуэн забирает пособие, а девушке, у которой, возможно, и жизни-то другой нет, кроме этого фальшивого материнства, скоро разобьют сердце способом, нетипичным для подростка.
— Мама? — снова воскликнула Мэри, глядя в темный дверной проем, ведущий на кухню. Я поняла: девушка тайно учит Мэри звать ее мамой.
— Эй, детка… — заискивающе начала Сара, и девочка посмотрела на нее.
Так началось их медленное сближение. Обе были игривы и ласковы. Сара пододвинулась поближе и стала бегать рукой, перебирая пальцами, как паук лапками, по ручке девочки. Девочка улыбнулась, втянула голову в плечи и сказала: «Сейка», выражая одновременно желание и нежелание, чтобы ей щекотали шею, и Сара стала одновременно щекотать и не щекотать ее, правильно угадывая пропорцию. И скоро Мэри уже сидела на коленях у Сары, играла с ее часами и трогала опаловые серьги, а Сара издавала глупые звуки и говорила высоким, возбужденным и заискивающим голосом, который как-то сам собой выходит у взрослых в присутствии детей, потому что смотрите, видите, это работает!